Принцесса разыскивает горошину
Шрифт:
— А ты чего спишь? — не дал мне опомниться Зеленоволосый. — Кто тут у нас больше всех торопился?
Я спрыгнула со стула и понеслась вслед за Димычем и Зеленоволосый, буквально надвое разрываемая между стремлением поскорее увидеть Нэлку и необъяснимым нормальной логикой желанием задержаться в этом придорожном кафе хотя бы на минуту. Чтобы получше рассмотреть сидящего у окна обжору и понять наконец, кого он мне напоминает.
— Ты что, забыла там что-нибудь? — поинтересовался уже в машине Димыч, заметив, как я выворачиваю шею, силясь разглядеть
— Нет-нет… — замотала я головой, пытаясь прогнать наваждение. Напрасное занятие: тип, которого я видела на Унтер-ден-Линден и еще где-то, может быть, в прошлой жизни, так и стоял у меня перед глазами! Пока я не заорала что было мочи: — Назад! Быстро едем назад!
— Ты че, очумела? — растерялся Зеленоволосый и дал по тормозам.
— Я говорю, поехали назад! Быстро! Быстро! Он должен быть еще там, потому что набрал много жратвы! — В горячке я, кажется, даже руками размахивала.
— Да кто он-то, кто? — Зеленоволосый тоже жестикулировал не хуже какого-нибудь темпераментного кавказца. — Проверь, может, у нее жар? — посоветовал он Димычу.
И тот на полном серьезе приложил ладонь к моему лбу и этак участливо на меня посмотрел, придурок малолетний!
— Идиоты! Там же профессор Худобеднов! — рявкнула я.
Как ни была я сосредоточена на Нэлке, а все-таки вспомнила, где я видела эти маленькие, близко посаженные глазки, этот зализанный пробор на левую сторону и подбородок с ямочкой. На свадебной фотографии Лили, которую она не только хранила, но и держала на самом видном месте. Да еще и в рамочке под стеклом! Однажды я даже спросила у Лили, к чему бы такая трогательная сентиментальность. Особенно если учесть, что их брак и года не протянул. И знаете, что она мне ответила? «А это выставка моих достижений». Вот интересно, а не будет ли теперь на этой выставке красоваться портрет Маоиста?
— Ты уверена, что это он? — теребил меня Димыч, пока Зеленоволосый на всех парах гнал по ночному автобану. — Ты что же, его лично знаешь?
— Лично не знаю, — вглядывалась я в стремительно приближающиеся огни заправки. — На фотографии видела. У Лили. Она же была за ним замужем.
— А черт, действительно, — с трудом сообразил Димыч. — А он что… Тоже настоящий? В смысле не из сопровождения?
Да чтоб ты провалился со своим сопровождением!
Кажется, машина еще не успела толком затормозить, а мы уж из нее высыпались, как какая-нибудь группа захвата.
— Вот он! — показала я на окно ресторана.
— Наше счастье, что он любит поесть! — обрадовался Зеленоволосый. — Сейчас мы у него все выясним.
Зато профессор Худобеднов нашей радости не разделял. А уж как взволновался, когда мы к нему подсели и вежливо пожелали приятного аппетита.
— Что?.. В чем дело? — залепетал он, давясь грибным жюльеном. — Нет… Ну что… Что вам надо?
Предельно короткая фраза «поговорить» привела несчастного профессора в полное замешательство. Бедняга не мог из себя выдавить не только слова, но даже и звука. Только смотрел
— Профессор, мы не желаем вам зла, — произнесла я со всей возможной при подобных обстоятельствах сердечностью. — Мы только хотим кое-что прояснить. Например, была ли у вас такая пациентка. Пяткина Екатерина. Извините, отчества не знаю.
— Боже! Боже! — Профессорский подбородок с ямочкой затрясся. — Я когда-нибудь избавлюсь от этого или нет? Это же пытка! Пытка!
— Но… — Димыч хотел было взять инициативу в свои руки, но я наступила ему на ногу под столом, и он успокоился.
— Значит, Катька… То есть Екатерина Пяткина была вашей пациенткой, ведь так? — произнесла я нарочито спокойным тоном.
— Ну и что? — Профессор Худобеднов прошелся салфеткой по своему дрожащему подбородку. — Я же врач… Я специалист с мировым именем. У меня много научных работ… Меня за границу работать приглашают…
— Ни одной минуты не сомневаемся! — поддакнула я, при том, что до последней минуты как раз таки не была в этом уверена. — И поверьте, питаем к вам большое и искреннее уважение.
— Да?.. — Профессор Худобеднов выглядел озадаченным. — Но тогда чего же вы хотите?
— Э… В общем… Она действительно беременная или притворяется?
— Что-о? — Профессор густо покраснел и воздел руки к потолку. — Господи, твоя воля, еще этого не хватало! Да она на тридцать восьмой неделе!
— Значит, она тоже не из сопровождения? — снова высунулся Димыч, но я так на него посмотрела, что он тут же прикусил язык.
— Тогда… — Я призадумалась, как бы мне понаучнее выразить свою мысль. — Нельзя ли узнать… Гм-гм… Кто, собственно говоря, является биологическим отцом эмбриона, которого вы пересадили Екатерине Пяткиной? — Выразила и ужаснулась: отец эмбриона — это ж надо как звучит!
— Вот, опять! — всплеснул руками Худобеднов и пододвинул к себе жаркое. — Это же невозможно, невозможно… И потом, вы же лучше меня это знаете.
— Что знаем? — вскричали мы хором.
— Кто отец эмбриона, как вы выражаетесь, — бывший муж Лили снова заработал челюстями.
— Откуда?! — опять заорали мы в три глотки. Худобеднов прожевал приличный кусок копченой свинины и посмотрел на нас с удивлением:
— А что, вы разве не из этого… Не из «Братства росы»?
— Чего-чего? Какого такого братства? — Опять встрял проштрафившийся Димыч.
— «Братства росы»… — растерянно повторил Худобеднов. — Но… Если вы не из братства, то откуда? И кто это мне все время звонит и дышит в трубку? Я уже весь извелся, извелся… — профессор буквально с остервенением накинулся на остатки жаркого, и я поняла, почему он все время ест, ест и все не может остановиться. У него же эта самая болезнь на нервной почве, которой еще принцесса Диана страдала, когда принц Чарльз загулял от нее с немолодой и некрасивой теткой… А, вспомнила, булимия!
— Нет, мы не из братства, — заверила я нервного профессора, — мы просто ищем Катерину. Она ведь пропала…