Принцесса с дурной репутацией

Первухина Надежда Валентиновна

— Не спи, замерзнешь! Разве ты не поняла?! Это не остров, это огромная льдина! Мы в Северном океане! Смотри — прямо по курсу черная точка!

— Она приближается! Это корабль!

— Это не просто корабль! Это «Ботаник»! Он сейчас врежется в нашу льдину, получит пробоину и затонет!

— О нет! Эта история всегда разрывала мне сердце!

— Потому что там была дурацкая несчастная любовь?

— Нет, потому что на «Ботанике» везли сто тысяч фунтов золота и алмазов, и все это сгинуло в пучине морской! Мы должны помешать крушению, тогда золото и алмазы

будут наши!

— А прекрасный художник Леонардо Ди Ванчик влюбится в меня, а не в эту дуру с корабля! Раздувай кальян! Мы будем сигналить им дымом из наших ртов! Давай!

Мы очень добросовестно сигналили легендарному трехмачтовому баркасу «Ботаник», так что он в нас не врезался. Врезались мы. В стену. Мы не договорились с Оливией, что это будет за стена и откуда она взялась на нашем боевом и полном приключений пути, но, ощупав стену как следует, я поняла, что это ноги.

— Исцелитель, твоя воля! — сказали ноги. — Да эти зассыхи обкурились!

— Да как вы смеете! — тут же заорала Оливия. — Я не зассыха, а герцогиня крови! Я вызываю вас на ду-ду-ду…

— Так, — сказали ноги. — Мне нужна помощь Фигаро.

Мне почему-то стало смешно.

— Фигаро! — запела я баритональным басом. — Ди квалита! Ди квалита!!! Дульче коза чи респоза! Экселенс! Пэр фаворе еще затяжечку!

Дальше я ничего не помню. Я начала осознавать реальность некоторое время спустя, и реальность предстала мне в виде медного корыта, доверху наполненного ледяной водой и мной. Общество ледяной воды я нашла крайне неприятным, о чем и не преминула немедленно заявить громкими, душераздирающими криками.

— А ну тихо! — услышала я крайне суровый голос. — Сидеть! Куда из ванны!

— Мне холодно! — запищала я. — Сюзанна! К чему эти муки?

— Ах вы, дрянная девчонка! Молчите и терпите, пока не придете в себя окончательно! Вы накурились всякой гадости, так извольте теперь терпеть мое водолечение!

— Ой… — только и простонала я и погрузилась в корыто с головой, ибо та начала немилосердно болеть.

Однако ледяная вода в сочетании с кислющим ревеневым взваром, влитым в меня госпожой Сюзанной, сделали свое благородное дело. Я пришла в себя. Голова болела, но уже не настолько сильно, чтобы я хотела разбить ее о ближайшую стену. Сознанию же было безнадежно стыдно, но не потому, что я накурилась, как бычок в томате, а потому, что меня на этом застукали в самом неприглядном виде.

— Больше никогда, — выдохнула я в трезвеющее пространство.

— То-то же, — сказало пространство голосом госпожи Сюзанны. — Давайте-ка, я помогу вам вылезти из ванны. Вот, закутайтесь в полотенце, я его нагрела перед камином. Так, ну смелее. Немудрено, что вы шатаетесь, как пьяный матрос на побывке. Садитесь вот сюда. Я приготовила вам целебный напиток — в Яшмовой империи его называют драконовым чаем. Пейте, не обращая внимания на горечь, — сразу станет легче: и согреетесь, и голова перестанет болеть.

После третьего глотка горячего и нестерпимо горького «чая» я ожила и приободрилась настолько, что смогла понять, где нахожусь. Это была моя комната. На комоде стоял

подсвечник с зажженными свечами, окно было занавешено.

— Который час? — поинтересовалась я.

— Скоро семь пополудни. Госпожа Оливия и вы не явились к обеду! Слава Исцелителю, что экселенс в отъезде и ваше отсутствие взволновало лишь мессера Фигаро и меня! Мы немедленно принялись вас искать, и если бы не мальчишка Монтанья…

— Кто?

— Родственник герцога, Себастьяно Монтанья. Он посоветовал искать вас в библиотеке, и при этом его физиономия была насмешливой, как у рыночного вора! Ставлю свою будущую пенсию, что прежде он насладился созерцанием двух обкурившихся…

— Зассых, — немедленно всплыло в памяти нужное наименование.

— Совершенно верно. Надеюсь, в этом негоднике достаточно порядочности, чтобы не доводить до ушей герцога и прочих замковых жителей это прискорбное происшествие.

— Это я сомневаюсь… А Оливия у себя?

— Да, но ей пришлось потяжелее, чем тебе, детка. На ужин она получит только овсянку и ревеневую настойку, и завтрашний день ей лучше провести в постели.

— Я пойду к ней? — полувопросительно глянула я на Сюзанну.

— Само собой. Одевайтесь, сударыня, и выполняйте свои обязанности.

— Сюзанна, прошу вас, будьте со мной на ты.

— Хорошо, так и быть. — Сюзанна улыбнулась. — Что ты хотела бы на ужин?

— Избавиться от тошноты.

— Понятно. Значит, это будет овсянка и взбитые белки. Имей в виду, дорогуша, я еще не до конца пресытилась мщением за такое безобразие, поэтому буду тебя немного терзать.

— Ой, терзайте, только бы голова перестала кружиться.

Сюзанна помогла мне одеться и проводила до дверей комнаты Оливии. Из-за двери раздавались протяжные стоны.

— Бедняжка, — покачала головой Сюзанна. — Прошу, детка, больше не занимайтесь таким безобразием. Это не только вредно для здоровья, но и выглядит так неэстетично! Вы же девушки, а девушкам полагается вести себя крайне благопристойно. Именно это отличает настоящую девушку от какой-нибудь там лахудры с разбойничьего квартала.

— Какие вы знаете слова — «лахудра», — пробормотала я. — В замке мой тезаурус обогатится просто неимоверно. Кстати, отличная рифма: «пудра — лахудра». Надо будет подкинуть герцогу. Пусть напишет «Песнь о лахудре». Анапестом.

Да уж, Сюзанна тоже не просто экономка. Не удивлюсь, если она тоже по выходным пишет сонеты какие-нибудь или триолеты… Поэзия пропитала этот дом насквозь, как чернила — промокашку. Вот только я какая-то непоэтичная. И Оливия, кстати, тоже.

В комнату герцогини я сначала постучалась для приличия, в ответ услыхала глухой удар чего-то об дверь, по звуку и силе удара вычислила, что это подушка, и спокойно вошла. За время моего пребывания компаньонкой у Оливии я неплохо изучила некоторые ее повадки. В том числе и швыряние многоразличных предметов в дверь. Иногда это были тарелки, вазы, фрукты, книги. Подушки — редко, это означало, что у Оливии совершенно отвратительное настроение и она устала бороться с жестокостью окружающего мира.