Принцесса с дурной репутацией

Первухина Надежда Валентиновна

— Только, пожалуйста, не говорите герцогине, а то с нее станется поломать все стены и перегородки в замке, лишь бы добраться до тайны. Повторяю — все это, может быть, просто старая легенда.

— Ладно, я поразмыслю об этом. Полетта, ты настоящий мастер! Я в восторге от своего нового образа. Чем я могу тебя вознаградить? Денег у меня нет, герцог кладет их на счет в банке, но…

— Я даже слушать не буду! Я сделала это от души, а не за награду!

— Ох, ну прости! Ну, давай подружимся, не дуйся!

— Если только…

— А?

— Вы

не могли бы поделиться со мной своими шпильками и заколками — вам ведь они теперь без надобности, а мне пригодятся в работе…

— С удовольствием!

Мы расстались довольные друг другом. Я еще раз полюбовалась на лысину. Вытащила из комода плоеный воротник-колесо, обернула вокруг шеи и сразу стала похожа на молодую высокородную даму, гордую, совсем не лопоухую и хладнокровную.

— Да с меня портреты можно писать, у меня выраженный типаж отравительницы и дворцовой интриганки, — сказала я. — Кстати, с Оливии еще не написано ни одного портрета. Мой долг — исправить это упущение. А теперь я пойду спать.

Утром я встала бодрая, как никогда, умылась, еще полюбовалась собой, оделась, а на голову натянула чепец, чтобы Оливия, увидев меня, не сразу умерла от радостной неожиданности и прочего восторга.

Когда я вошла в покои герцогини, то увидела, что она крепко спит. Лицо бледное, синеватые круги залегли под глазами… События последних дней сильно ее вымотали, а ведь предстояло еще больше забот… Но мне было жалко ее будить, сейчас она выглядела абсолютно беззащитной, маленькой и никому не нужной, словно бездомный котенок… Узнай Оливия, что такие сравнения приходят мне в голову, она бы порезала меня на ломтики для копчения, поэтому я просто повернулась и на цыпочках пошла к двери. Пусть еще поспит. Но не тут-то было. Едва я взялась за дверную ручку, как услышала негромкое, но очень жесткое:

— Стоять!

— Экселенса, прости, я разбудила тебя…

— Ну-ка повернись, кто бы ты ни был! Люци?! Какого дрына ты напялила на себя кружевной чепец? Я подумала, что это смерть пришла за мной, типа вся в белом!

— Просто у меня для тебя есть сюрприз! — я улыбнулась и сняла чепец.

С минуту Оливия молча созерцала мою бритую голову, а я с наслаждением наблюдала за тем, как развиты лицевые мышцы у моей госпожи. Наконец Оливия выдохнула:

— Чтоб мне выйти за Себастьяно, ты побрилась!

— В наблюдательности тебе не откажешь, — рассмеялась я. — Верни на место свою нижнюю челюсть и скажи: мне идет?

— Как веревка висельнику. Какого дрына, Люция? Ты меня всегда убеждала, что брить голову — это для девушки неприлично и все такое, и вдруг сама стоишь передо мной с головой, лысой, как колено!

— Я просто тобой манипулировала.

— Манипулировала?!

— И не выманипулировала. К сожалению. Вчера ночью я полностью осознала, что ты — моя госпожа и я должна поддерживать тебя во всем вплоть до внешнего вида. Так что получается,

что это ты манипулировала мной. Подсознательно.

Оливия торжествующе ухмыльнулась — эта мысль ей понравилась.

— Ну вот, теперь, когда мы сказали друг другу горькую правду, дай я переверну тебя на живот и займусь массажем.

— Люци, ты массируешь меня, как коновал!

— О? У тебя был такой интригующий опыт?

— Тьфу! Просто это бесполезно. Спина все равно останется кривой и будет болеть, и все эти мази и притирания — как евнуху жена… Ай-й! Больно же! Коровища!

— Вторые сутки слышу про коровищу. Похоже, у тебя воспаление межпозвоночных хрящей.

— Это у тебя воспаление — всего мозга сразу! Ай! Когда-нибудь я убью тебя, Люци!

— Всегда пожалуйста, но не раньше, чем я сделаю массаж.

— Ты лопоухая уродина, я давно хотела тебе это сказать, ты…

— Голову вот так, пожалуйста. Расслабься. Так кто я там еще?

— Коровища уже была?

— Да.

— Ты гнусная растлительница юных Себастьянчиков!

— А ты пьяница, у которой от запаха винного погреба начинается нервная икота.

— Сложно, не поняла. А ты — толстозадая пивная бочка!

— А ты — ночной кошмар золотарей! Твой горшок неисчерпаем!

— А ты… Что-то из мифологии надо… А, вот! Ты — жирная медуза, от одного взгляда на которую у всех рвота начинается! Эй! Чего молчишь? Возразить нечем? Значит, я победила?

— Угу, — рассеянно ответила я. Я снова возилась со смещенным позвонком Оливии. Я потихоньку обминала его кончиками пальцев и так и сяк. Я не могла отвязаться от мысли, что если я большим пальцем нажму сюда, а указательным и средним — сюда и сюда, то позвонок встанет на место, освободив защемленный нерв. И боль уйдет. И надо не рассуждать, а просто это сделать. На раз, два. Три.

— Я победила! — завопила Оливия, но я услышала неслышимое — щелчок, с которым позвонок встал на место. — Ай!

— Что? — я положила растопыренную ладонь на больной участок. — Болит? Где?

— Э… Гм… Люци, у меня нигде не болит. Что ты сделала?

— Пошевели руками. Так. Ногами.

— Что ты со мной сделала?!

— Попробуй перевернуться на спину самостоятельно.

— Это не выйдет, это никогда…

— Давай.

Оливия приподнялась на локте и повернулась на бок. Раньше такое движение стоило бы ей мучительной боли, сейчас она смотрела на меня, как будто я ее оглушила.

— Мне не больно, — прошептала она.

— На спину.

Она повиновалась. Зрачки у нее расширились — но не от боли, я знала, от потрясения.

— Сядь без моей помощи. Ты сможешь. Боли не будет.

Она села, опираясь ладонями о постель. Лицо белее муки, губы кривятся, дыхание прерывистое — но это не от боли! Я чувствовала!

— Что ты со мной сделала, Люци?! — прошептала она. — Мне не больно! Там, где было больно всегда!!! Ты волшебница? Великий лекарь? Или — сам Исцелитель?