Принцесса с принципами
Шрифт:
— Естественно, бизнесмен вцепился в ее роскошные прелести обеими загребущими лапами.
— Ненавидишь частных предпринимателей?
— Само собой. Они же, деловые и оборотистые, не понимают азбучной истины: сколько ни зарабатывай денег — их все равно будет мало.
— Даже если миллиарды долларов? — Принцесса грустновато улыбнулась.
— Лучше про денежные мешки не говорить. Они же все рабы своих многочисленных нулей. Состояние им диктует, как себя вести.
—
— Конечно, прав, Принси. Представь, какой они должны испытывать ужас при мысли, что все это можно однажды потерять!
— Ладно, я не хочу больше слышать о заложниках несметных капиталов.
— Да и чего это я взъелся на акул бизнеса? Нам-то это с тобой не грозит, верно?
— Но кое-кто иногда выигрывает в лотерею совершенно гигантский джек-пот.
— Нет, Принси, за любую, самую случайную удачу потом приходится слишком дорого платить.
— А по-моему, это философия слабых и неудачников.
— Так ты думаешь, что медсестре повезло с браком? Она же без любви пошла.
— Ты уверен?
— Хотя — какое я имею право ее осуждать?..
— А ты встречался с ней… после?..
— Только раз, чисто случайно, через десять месяцев — она шла с детской коляской. Там лежали очаровательные близнецы в розовых одеяльцах.
— Хоть поздоровались?
— Даже поговорили.
— О чем?
— Ну не о гвоздях же.
— Только не сочиняй, что она раскаялась.
— Нет, она только пожаловалась на грудь — мол, после родов и кормления она совсем утратила упругость и способность волновать прохожих.
— Значит, тебе, Стью, крупно повезло, что она досталась не тебе, а бизнесмену.
— Возможно.
— Интересно, что с ней стало потом?
— Не знаю, да и знать не хочу. К тому же они очень скоро перебрались с мужем, кажется, в столицу.
— Как я устала. — Принцесса накрылась поуютней тулупом. — Как устала… — Принцесса отвернулась к стенке. — Сорри.
— Да, тебе лучше вздремнуть.
Егерь глянул в окно.
Снаружи, за снежной завесой, по-прежнему исполнялась метельная симфония, усиленная вьюжной фугой.
Егерь вернулся на исходную позицию.
Собака устала от созерцания постанывающей гостьи, ушла к порогу и тоже уснула на циновке из черного войлока.
Алисе снилась отчаянная погоня за юрким соболем, который то умело перепрыгивал с ветки на ветку, то прятался в бездонное дупло, то, вдруг обретая крылья, взмывал к самым вершинам столетних кедров.
Обманутая лайка спросонья обиженно проурчала.
Но Студента не интересовали собачьи кошмары.
Егерь, покачиваясь на скрипучем
Принцесса, беспокойно ворочаясь с боку на бок, выкрикнула что-то англо-американское, не поддающееся расшифровке.
Наверное, из подсознания выбрались голливудские страшилки и началась демонстрация «нон-стоп» запретных сновидений.
А может, вовсе и не Голливуд царил зловещим клипом в мозге, растревоженном нейроимпульсами…
Там вполне мог падать, падать и падать обреченный вертолет, в иллюминаторы которого, усмехаясь, заглядывает неумолимая смерть.
Принцесса снова отчаянно выкрикнула непонятные слова.
Но в этом беспомощном протесте было столько горечи, столько жути, столько мольбы о спасении, что егерь не выдержал, накренил табурет и, протянув руку, притронулся к вздрагивающему плечу гостьи.
Принцесса мгновенно выпала из кошмарного плена и с паническим выражением припухшего лица уставилась на руку, посмевшую ее коснуться.
— Извини, Принси, что разбудил. — Егерь торопливо вернул табуретку в исходное положение. — Но ты так стонала, так кричала…
— Сенкью.
— Я подумал, что тебя лучше разбудить.
— Мне было очень страшно.
— Не бойся, мы тебя не дадим в обиду каким-то дурацким снам. — Егерь обернулся к спящей собаке. — Подтверди, Алиса.
Лайка, среагировав на кличку, напрягла уши, подняла морду, резко втянула влажными ноздрями воздух и, успокоенная знакомыми, привычными запахами, снова свернулась пышным рыжим калачом.
— Принси, хочешь, я тебе расскажу, как я собирал клюкву? Представляешь: идешь по схваченному ночным заморозком мху, а он проламывается с необычным звуком, похожим на треск разрываемой ткани, — ну, когда зацепишься ненароком за гвоздь или сучок…
— Стью, я же не спросила тебя про самое главное.
— Спрашивай.
— Ты что, подался в отшельники из-за того, что медсестра предала вашу любовь?
— Во-первых, никакой взаимной любви не было и в помине. Да, ей нравилось, как я за ней ухаживаю…
— А кому бы, сорри, не понравилось?
— Во-вторых, это событие, прискорбное исключительно лишь для меня, стало первым, но не решающим звеном.
— Так расскажи, что у тебя было в жизни дальше.
— Что было, что было… — Егерь усмехнулся, не скрывая иронии. — Минул совершенно бессмысленный, какой-то скомканный, непонятный год и…
Егерь подошел к окну, за которым неутомимо вытанцовывал буран, властвовала метель и буйствовала вьюга.
— И случился новый бинокль.