Принцесса в академии
Шрифт:
Последней остановкой стала библиотека. Встретивший нас старичок чем-то походил на Магнуса – конечно, если бы тот был человеком, – такой же ворчливый, но незлой. Его кожа напоминала потрепанный истончившийся пергамент и шуршала, а щеки и лоб усеивали буковки. Он то и дело кашлял книжной пылью и сморкался в платочек чернилами. Господин Буковец, как заранее пояснил Озриэль, ещё в юности перенёс книжную лихорадку – подхватил от сборника заклинаний.
Библиотекарь, как известно, в списке самых опасных профессий. Никогда не угадаешь, что тебя ждёт в очередной книге. Под обложкой может прятаться как тысяча и один способ
Особнячком стоят запрещенные книги – обращение с ними требует повышенной осторожности.
Ввиду всего вышеперечисленного, многие библиотекари при приёме на работу требуют у хозяев заклятиеотталкивающие перчатки и защитную маску. Далеко не все наниматели на это соглашаются – магические предметы гномьей работы славятся не только качеством, но и дороговизной. В результате хронические книжные заболевания среди библиотекарей – такие, как у господина Буковеца, – не редкость.
Когда мы с Озриэлем покончили со всеми делами и вышли наконец за ворота академии, солнечный глаз укоризненно помаргивал в районе горизонта.
– До сих пор не могу поверить, что мадам Лилит разрешила посещать занятия, – призналась я.
– Она действительно необыкновенная. Кстати, первая женщина в ректорском кресле. Думаю, она почувствовала в тебе родственную душу.
– Хорошо, что профессор Марбис не пришла на совещание. В противном случае их с профессором Чератой праведный гнев перевесил бы чашу весов не в мою пользу.
– Её сегодня снова не было, – кивнул Озриэль, – и занятие отменили.
– Ещё один день без поэтики. Праздник продолжается?
– Да, наверное… – рассеянно отозвался он. – Знаешь, это даже странно.
– Брось, чего странного! Может, ей захотелось повидать тетушку или навестить сестру…
– Никого не предупредив?
– Такое тоже бывает. Порой возникает желание просто покидать вещи в узелок и рвануть куда-нибудь, неважно куда.
– У профессора Марбис титановые коленные чашечки, не думаю, что она в состоянии куда-то рвануть.
– Тайный поклонник мог послужить дополнительным стимулом.
– После смерти восьмого мужа, скончавшегося от разрыва сердца при чтении баллады «Навеки твой», её окрестили черной невестой, и желающих стать номером девять не нашлось. Ну, да ладно, ты права, нужно радоваться моменту, а не искать во всем подвох. К слову о подвохах… – Озриэль отвернулся, чрезвычайно заинтересовавшись лотком с глиняными свистульками. – Хочу извиниться за Ореста – за то, что он тебя… обжег. Ему не следовало этого делать, зная, что у тебя есть жених.
– Можешь не извиняться. Это было не так уж ужасно.
Озриэль резко остановился:
– Что?! Хочешь сказать, тебе понравилось с ним целоваться?
– Хочу сказать, что ожог уже почти не болит.
– Аа…
– К тому же теперь
– Не со всеми, – заволновался Озриэль. – Орест просто не подумал о последствиях – в тот момент вы находились за зеркалом, то есть технически ещё в Подземном мире. А в нём действуют наши законы. Там мы… несколько горячее. Будь вы здесь, на земле, этого бы не произошло.
Я пожала плечами:
– Это знание мне в любом случае не пригодится. Впредь я собираюсь целоваться иключительно с женихом… как только отыщу его. Озриэль, скажи, а твоя… мм… оболочка, – я замолчала, не зная, как сформулировать вопрос, – тебе не жмёт? Ну, или там зудит, доставляет неудобства?
Ифрит сперва вытаращился на меня, а потом откинул голову и расхохотался:
– Нет, костюмчик по размеру. Вообще говоря, у нас тоже две руки и две ноги… плюс кое-какие добавления по мелочи. А ты что, представляла меня восьмируким одноглазым горбуном?
– Если честно, я даже не знаю, как тебя представлять… думаю, ты понравился бы мне в любом виде. Даже восьмируким и одноглазым.
– Правда? – Разлившийся по небу розовый закат чудесным образом добрался и до его щек.
– Да. Ты очень хороший друг. Дома у меня остался один, Мика, но с тобой выходит совсем по-другому. Как думаешь, дружба всегда разная?
– Не знаю, не задумывался. – Он прищурился, глядя на небо – видимо, всерьез размышлял над ответом. – Вот с Индриком дружить так же легко, как дышать воздухом… А с тобой не так… Да, наверное, разная.
Мы шагали по набережной вдоль реки. Вода мягко плескалась о пирс, а носившиеся над ней птицы копировали голоса лоточников, нахваливающих свой товар. Повисшее молчание было того сорта, которое не тяготит, а потом Озриэль спросил:
– А друзья могут держаться за руки?
– Да, друзья так обычно и делают.
Он нащупал мою руку и указал наверх:
– Гляди, как красиво. – Я проследила за пальцем. Небесная палитра красок дополнилась золотыми слоями и лиловыми мазками перистых облачков. Озриэль потянул меня к воде: – Подойдём ближе?
– Мне уже давно пора вернуться, Эмилия ждёт… – Я ещё раз глянула на небо и не устояла: – Разве что совсем ненадолго.
Всё равно опоздала. Позже я непременно отработаю всё пропущенное время.
Мы купили у прибрежного торговца по дюжине непотопляемых камешков и, набив ими карманы, уселись на краю пирса и спустили ноги в воду. Закат отражался в ней, отчего казалось, что небо и сверху, и снизу. Солнечный диск пламенел, торжественно тая на границе двух стихий. Мы болтали ногами, перемешивая золотистое отражение, и по очереди кидали камешки. Они прыгали по воде, пока не превращались в крошечные точки на горизонте, не больше комариков, а потом и вовсе исчезали из виду. Тогда я представляла, что они запрыгивают на солнце.
– Интересно, они и впрямь непотопляемые?
– Если бы на свете существовала река, протекающая по всему земному шару, можно было бы это проверить.
– Знаешь, – я кинула очередной камешек, наблюдая, как он бодро поскакал вслед за собратьями, – сегодня Орест сказал одну вещь, которая не выходит у меня из головы…
– Поменьше слушай его. Он забывает, о чём говорит, ещё не закончив фразу.
– Я так и поняла, когда он заявил, что любит меня.
– Так и сказал? – резко переспросил Озриэль.