Принцессам зеркала не врут

Тронина Татьяна Михайловна

Стас, увидев, что Эля совсем не испугалась, спросил противным скрипучим голосом:

– Это кто? Местный пролетарий?

Эля ничего не ответила и потянула своего спутника за рукав.

– Пойдем, Стас! Некоторым людям просто делать нечего.

Бориса такое пренебрежение очень возмутило.

– Это мне, что ли, нечего делать? Да я… А он кто? Вот чего он к нашим девушкам привязался? Я что-то раньше его здесь не видел!

– Не обращай внимания, Стас, – вздохнула Эля.

Они ушли, а Борис остался стоять

в арке. Он был страшно разозлен – и в первую очередь на себя. Надо было сказать этому Стасу что-нибудь такое, эдакое, от чего он сразу бы рассыпался в прах, как мумия из Египта. Но Борис не умел говорить таких слов, от которых его противники чувствовали бы себя уничтоженными, у него были только крепкие кулаки. «Ты дуб, настоящий дуб!» – закричал голос внутри него.

В это время появился Стас. Наверное, Эля уже ушла. Стас огляделся по сторонам, Бориса не заметил (тот стоял в небольшой нише, прижавшись спиной к стене) и с независимым видом закурил. Прозрачную полиэтиленовую обертку от сигарет он отбросил в сторону. Потом, сделав две-три затяжки, бросил себе под ноги сигарету и напевая пошел себе дальше. Этого Борис уже не смог стерпеть.

Он оторвал спину от холодной стены и шагнул вперед.

– Это что же ты, гад такой, мусоришь, а? Вон же урна стоит, в двух шагах!

Стас сначала вздрогнул, но потом быстро взял себя в руки.

– А, это все тот же пролетарий! – холодно протянул он. – Других мест для досуга у вас нет?

Борис хотел сказать, что он не все время торчит в этой арке, но потом решил, что оправдываться перед этим недомерком стыдно.

– Я говорю, ты чего здесь мусоришь? – мрачно повторил он.

– Пропустите меня, юноша, у меня нет никакого желания общаться с вами.

– Подними сигарету и брось ее в урну! – приказал Борис.

– Сам и подними, – огрызнулся тот. – Это ведь твоя работа, да?

Кажется, он уже знал кое-что о Борисе.

– Самый умный? – строго спросил Боря Фещенко. – Ладно, я за тобой уберу, но больше чтоб в этих местах я тебя не видел. Понял?

Стас ехидно захихикал:

– Пролетарий влюблен? О, я догадываюсь, отчего пролетарий злится на меня! В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Девушка ему никогда не достанется.

Борис не вполне понял его, впрочем, он догадался, о чем хотел сказать его более счастливый соперник – Эля, нежная Эля была ему не парой. Ему, сыну дворничихи.

– А ты, что ли, более достойный? – угрюмо осведомился он. – Я же вижу, ты – мелкая душонка, да будь ты хоть семи пядей во лбу.

Стас захохотал насмешливо – его очки при свете фонарей блеснули отраженным мутным блеском, словно глаза огромной летучей мыши, и сказал:

– А ты в курсе, пролетарий, что у Эльки родители завтра на дачу уезжают? Нет? Так вот, я к ней в гости напрошусь, и там…

– Что – там?.. – холодея, переспросил Борис.

– И там уж мне никто

не скажет, что я общественный порядок нарушаю!

– Только попробуй!

– Ты мне запрещаешь? – высокомерно спросил Стас.

– Да, – твердо ответил Борис.

– Тоже мне, полиция нравов.

И тут Борис не выдержал – он своей рукой, давно стиснутой в кулак, звезданул этого Ромео по лбу. Стас отлетел к стене, ударился об нее плечом, очки слетели у него с носа.

– Ой, мамочки! – жалобно, словно заяц, вскрикнул он. – Ты что, парень, спятил?

Борис не собирался его бить – как-никак они со Стасом были в разных весовых категориях, – но такого безобразия он просто не выдержал.

– Черт, ты мне очки разбил! – Стас, держась за стену, поднялся с асфальта. – И шишка здесь какая!

– Надеюсь, в гости ты завтра не пойдешь?

– Ты спятил! Нет, я на тебя в милицию…

Он еще что-то там кудахтал, обещая все громы и молнии на голову Бори Фещенко, но тот его слушать не стал – развернулся и ушел к себе восвояси, злой и одновременно довольный. Уж с таким боевым раскрасом на физиономии ты, братец, точно ни в какие гости не пойдешь.

И, правда, долго еще после этого инцидента в арке он не видел Стаса.

Боре очень хотелось объяснить Эле, что этот человек недостоин ее, что Стас ее не любит. Разве можно хвастаться тем, что он напросится к ней домой, когда родителей нет дома, разве можно называть ее Элькой, словно болонку какую.

Боря все это прекрасно чувствовал, но объяснить Эле мелкий характер Стаса не мог, тут нужны были какие-то особенные слова.

И теперь ему представился столь удобный случай показать себя Эле. В приличном виде, в приличном месте, может быть, она взглянула бы на него другими глазами! И Борис с нетерпением ждал Леонида Николаевича.

– Идем пить чай, – сказала мама. – Я как раз пирог испекла.

Мама очень хорошо готовила, особенно ей удавались всякие выпечки. Она и Олю этому учила, правда, у Оли пока еще не все получалось так красиво и воздушно. В этот раз мама сделала абрикосовый пирог со сметаной – сладкий, чуть с кислинкой, ярко-оранжевый, словно солнышко, он волшебно пах ванилью.

– Супер! – воскликнула Оля, откусив первый кусочек. – Мам, я знаю, что врать нехорошо. А если я не вру, а просто придумываю?

– Оля! – засмеялась мама. – Но это все равно уже неправда!

– Зато как интересно! – оживилась Оля. – Нет, ты понимаешь, дело не в обмане.

– А в чем?

– Ты не обманываешь, а придумываешь, чтобы было интереснее! Вот представь, мам, я встречаюсь с мальчиком и придумываю про себя какую-нибудь интересную историю, какая я вся особенная, ну что тут плохого? Вот если бы я была злодейкой, и скрывала свои злодеяния, и говорила, какая я хорошая и добрая, – вот это было бы неправдой. А так…