Принцип Пандоры
Шрифт:
– Меня не поддержит ни один офицер.
– Я поддержу! – Это было все равно, что хвататься за соломинку, но может быть… Даже сидя в Вольте, может быть, он все-таки что-нибудь изменит! – Послушай меня, Гейгачиро! – взмолился он, – когда корабли займут свои позиции, Зона будет защищена. Ты найдешь способ задержать приказ, а я… – отступления назад не было, и неожиданно слова полились очень легко, – а я соглашаюсь на перевод с корабля в Управление! Ты получишь мою поддержку. Это кое-что значит, адмирал!
Ногура молча, не мигая, смотрел на него. «Что
– На сей раз я не отступлю. Никаким обманом. Никакой игрой. Слово чести.
– Понимаешь, Джим, – с расстановкой произнес Ногура. – Этим мы сможем выиграть лишь двадцать четыре часа – самое большое. Совет проголосовал, и даже моя свобода действий не продлит времени. За один день… Ты уверен, что хочешь…
– Там мой корабль… – «и я сделаю все, все!»
Но Кирк не мог выговорить последних слов; горло сдавил болезненный комок.
Наконец, Ногура кивнул.
– Я знаю, Джим, – тихо произнес он, – ты всегда был Человеком.
Экран погас, и перед глазами Кирка все помутнело; по телу волной разлилась усталость, руки и ноги казались свинцовыми, и он провалился в пустую темноту, точно камень, в то время, как в голове все еще роились, и кружились мысли… но ведь я выиграл, я победил? Ведь победил?.. Вихри мыслей превратились в бассейны воздуха и света. Мир, в котором он рос, молодая зеленая планета, где под звездами жили и смеялись люди, ничего не зная о Федерациях или Империях… и иногда умирали. И бездонная глубина Черных океанов, и никогда не садящиеся солнца, и необъятные просторы, в которых капитан держал курс корабля, и корабль плыл… вечно… вечно…
Кирк заснул.
Ногура снял наушники, понимая, что согласился с Кирком лишь из-за сильного переутомления. К тому же победы в последние дни были так редки, а это было неожиданным подарком – или обещанием тонущего человека.
Он пересек комнату, подойдя к большому окну, занимавшему почти всю противоположную стену. Земля мирно спала. Темный диск, освещенный по краям. На столе из оникса, в темноте, резко вырисовывались упругие ветки бонсая. Он думал о гибкости дерева, о Джиме Кирке, как вдруг отворилась дверь. На пороге стоял адъютант.
– Сэр, звонил адмирал Комак. Все корабли заняли боевые позиции, кроме «Энтерпрайза». Он сообщил, что «Энтерпрайз» не привез делегатов совета. Он… очень расстроен, сэр.
– И что ты ответил ему, Мичельс? – Ногура задумчиво поглаживал ветви бонсая: они по-прежнему гнулись, не желая ломаться – его предок давно мертв, а урок прошлого не дает четкого выхода в настоящем.
– Ну… то, что вы сказали сегодня утром, сэр: что «Энтерпрайз» на задании, возвращение его ожидается через один солнечный день, и что флот не станет двигаться без этого корабля.
– Все правильно. – Джим должен был знать, что старый адмирал что-нибудь придумает… Но Джим в таком состоянии… Слово чести, обещание тонущего? Неужели старый адмирал дошел до этого?
–., именно это я
– Не надо, Мичельс. Когда он снова позвонит, я буду занят, ясно?
– Да, сэр. Вам принести что-нибудь?
Ствол был бархатисто-зеленым, на ветвях появились маленькие почки. В космосе весна наступала медленно, но все-таки ощутимо. За его спиной неловко переминался адъютант, молодой, встревоженный.
– Не сейчас, Мичельс, спасибо. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, адмирал. Хотя говорят, что ожидание всегда неприятно, ведь так, сэр?
– Так ли?.. – «каждую секунду, которую ты сможешь выпросить, позаимствовать, украсть…» Ствол склонился под тяжестью его руки, как, должно быть, опустился три века назад под тяжестью тела его предка в тот день, когда небо над Хиросимой превратилось в ад…
– Нет, Мичельс, – резко произнес Ногура, – ожидание еще не самое страшное.
Глава 10
872 Треугольник, Пятая планета, Тиурруль, Хэллгард.
Огонь и сера в каждом названии. Два транспортера одновременно опустили Спока и Саавик на раскаленную поверхность планеты, над которой не было неба. Лишь расплавленный слой воздуха, дышать которым было невозможно. Перед ними расстилалась мрачная серая равнина, местами испещренная глубокими черными дырами – бывшими шахтенными стволами. Солнце уже клонились за горный хребет. Сканер не засекал существования живых форм. На руинах колоний медленно умирал еще один день, мстя этому жестокому миру. Пыль больше не кружила в дверных проемах подъездов: ни проемов, ни подъездов теперь не было – только кучи полурассыпавшихся от времени и жары камней. Используя трикодер в качестве камеры, Спок снимал окружающие картины.
На западе колонии равнину огибал горный хребет. На этой мертвой каменно-пыльной земле они были совершенно одни. Спок включил коммуникатор.
– Говорит Спок. Мы направляемся к горам. Я буду периодически связываться с вами. Как у вас дела, Зулу?
– Сканеры готовы, сэр. А наш пленник-разведчик тих и спокоен. Он не общается с нами, но и не делает никаких попыток побега.
– Прекрасно, Зулу. Связь окончена… Саавик?
Она, тревожно оглядывающаяся, бледнея в тусклом свете наступающего вечера, держала в руках трикодер, как талисман, будто им можно очистить это место от зла. Спок внезапно почувствовал острое желание отступить, вызвать корабль, вернуть ее на борт.
– Саавик, наши законы не разрешают мне… выдавать тебе оружие. Да и потом, оно нам не должно понадобиться. Но все же, – это принадлежит тебе.
На протянутой ладони, тускло поблескивая, лежал нож. Кривое лезвие слегка потемнело от времени. Саавик, затаив дыхание, осторожно взяла его в руки, не властная над нахлынувшими при прикосновении к холодному металлу воспоминаниями. Она подняла на Спока глаза, собираясь поблагодарить и рассказать о другом ноже, который сегодня оставила в ящике своего стола, но не нашла подходящих слов.