Приносящая надежду
Шрифт:
* * *
Несколько дней Лена все же пробыла еще в Сайбе, чтоб дать понять всем, что совершенно не сердита ни на страну, ни на короля, ни даже на магов. Впрочем, никто о сути истории, слава богу (или слава ветру, как все еще порой выражался Маркус) не знал, самые наблюдательные замечали только недовольство Светлой, а уж чем оно было вызвано, только гадали. Совершенно удовлетворенным выглядел Родаг. Он сделал что хотел, а не чего требовал закон, да заодно поставил на место малость зарвавшуюся Гильдию, да еще Делиене угодил, да еще и совесть у него стала чиста и свободна – в общем,
А вот Гарвина звала, но он упорно молчал. Слышал – и молчал. Это немножко беспокоило, но Лена знала, что с ним все в порядке… то есть не все конечно, но он был жив и свободен. Пусть подумает и разберется сам с собой вне действия клетки.
Но потом она все-таки объявила, что обещание сдержала и провела всю зиму в Сайбе, и ей пора уже навестить и эльфов… а там и Пути ждут. Притихший и сильно подавленный Милит даже глаз не поднял, когда Карис вызвался открыть проход и проводить их в Тауларм. Не в качестве защитника – этих хватало, и черные эльфы никуда не делись, да и шут с Маркусом кое-чего все-таки стоили. В качестве мага. Лена Милита не трогала – понимала, что с ним, без всякого проникновения в его душу. Он пытался понять, почему король – человек! – понял и принял то, чего он, эльф, так понять и принять не смог. Как ни жаль ему было Гарвина, он считал, что некроманту на свободе не место, и пусть этот некромант – дядя родной и вообще лучший друг…
Зато потрясли воображение Лены черные эльфы. Улучив момент, когда Лена осталась одна, они переглянулись и разом совершенно синхронно и симметрично грянулись на колени (рука посреди груди и склоненная голова прилагались) и заявили, что отныне их жизни принадлежат ей и только ей не по приказу Владыки, а исключительно по зову сердца. Потом встали – и будто ничего не было. Дескать, мы тебя перед фактом поставили, а ты как хочешь, можешь приказать полы помыть, можешь на помойку выкинуть. Лена просто обозвала их дураками (вызвав радостные улыбки на бесстрастных одинаковых лицах – они были близнецы, редчайший случай у эльфов).
Тауларм встретил ее народным ликованием. Натурально. Лена шла по улице, а эльфы обсыпали ее цветами. Причем исподтишка. И цветами исключительно магического происхождения за неимением натуральных. Шелковые лепестки скользили по ее лицу, запутывались в волосах, ненадолго задерживались на платье и таяли без следа. А вокруг порхали яркие бабочки. Сами же эльфы делали вид, что они тут ну совершенно ни при чем, а они что – они по делам идут или сидят себе в своих мастерских, примусы починяют…Не улыбаться она не могла, и улыбки эльфов расцветали ярче цветов и бабочек. Она любила этот народ. Ей нравилосьвидеть эти одинаково красивые лица и одинаково стройные фигуры. Как хорошо-то, что Родаг поверил, что именно переселение эльфов и есть те самые перемены, которые предвещало зеркало… и продолжало предвещать. Оно так и не закрылось, Отражение не сменилось…
Ариана кинулась ей на шею. Кайл осмелел настолько, что поцеловал не ее ладонь, а щеку. Кавен расцеловал в обе. Лиасс кивнул, но выражения его глаз было вполне достаточно, чтобы заменить самую бурную встречу. Гарвин не показывался. Ну и черт бы с ним. С формальностями разделаюсь – схожу.
* * *
Он так и оставался в кабинете отца, правда, вместо матраца на полу появилась раскладная кровать, на которой он и лежал – у Лены сердце екнуло, потому что лежал он в той же позе, что и в клетке: прикрыв глаза согнутой в локте рукой. Лена поставила рядом стульчик и спросила:
– Я звала, почему ты так демонстративно не откликался?
– Честно? Или вежливо?
– Я от тебя никогда вежливости не ждала, – фыркнула Лена.
– Сил не было. И нет. Дай мне время.
– Время ему, – еще раз фыркнула Лена, беря его за вторую руку. – Глаза от света болят?
– Умная. Понимаешь. А Ариана решила, что я таким образом страдаю.
– Ты не страдаешь, Гарвин. Уже нет. Или пока нет.
– Тоже правильно. Почему ты так решила?
– Я не решила. Я знаю.
– Ты начала меня чувствовать?
– Тебя. Милита. Маркуса. И даже Гару. Не спрашивай, как это или почему. Может, Пути так влияют.
– Скорее всего. Мы же держимся за руки во время перехода… Магия действует лучше при прикосновениях. Вот как сейчас. Сила мне действительно нужна.
– А магия?
– Магия у меня есть. В достаточном количестве. Потеря была не критичная. На паре серьезных заклинаний я растерял бы гораздо больше. Я просто устал. Это… это правда тяжело.
– От хорошей жизни в петлю не рвутся. Гарвин, ну получается? Я-то этого совершенно не чувствую.
Бледно-голубой глаз выглянул из-под локтя.
– Серьезно? Не чувствуешь потока такой… такой мощи?
– Разве океан замечает вытекающий из него ручей?
Гарвин захохотал.
– Ой, не могу! Аиллена, ну ты как брякнешь… Ручьи имеют обыкновение впадать в океан, а не вытекать из него.
– Метафоры нельзя понимать буквально, – обиделась Лена. – И вообще, убери руку.
Гарвин послушно сдвинул руку за голову. Ужас какой.
– Раздумала целовать? И правильно. Я себя сам пугаюсь, когда бреюсь.
– Если бы ты знал, как я рада, что ты жив. И не смей нести чушь, что вот ты как раз не очень рад…
Гарвин посмотрел на нее без обычной насмешки и опустил ресницы.
– Не буду. Потому что я тоже рад. Отец, она имеет наглость мне не верить.
Лиасс опустил руку на плечо Лены. Теплую такую и мягкую.
– Потому что я рад гораздо больше. Прости, Аиллена.
– Не уверена, Лиасс. Но постараюсь. Но спасибо вам обоим за то, как классно вы подыграли шуту. Я, честно говоря, побоялась, что вы начнете честность проявлять ни к месту.
– Подыграли? – не понял Гарвин. – В чем?
– В версии очищения светом, – напомнила Лена.
Гарвин усмехнулся.
– Я не подыгрывал, – сказал Лиасс, – а шут не играл. Странно, что ты этого не поняла.
Лена даже подпрыгнула:
– Лиасс, но ты-то не можешь верить в эту чушь!
– Это почему? – озадаченно спросил Лиасс. – И почему чушь? Я сказал то, что знаю.И шут.
– Я действительно перестал ненавидеть людей, – с сожалением вздохнул Гарвин.