Приносящая надежду
Шрифт:
Лена заулыбалась. Чат. Беспроводная связь на грани фантастики. Легкий треп не открывая рта – и не нажимая на клавиши. Так мило…
Чертов пакет хлопнул по ноге в очередной раз, и Лена едва не отбросила его в сторону. Автомобильный шум, такой привычный и незаметный раньше, оглушил. Стоять. Ни шагу. Главное – не двигаться.
«Я в любой момент могу это повторить, Светлая».
«А я в любой момент могу вернуться, Кристиан».
И вернулась. Мгновенно протрезвевшая и испугавшаяся до полусмерти. Гару озадаченно стоял
– Что, опять? Опять бросило туда?
– Бросили, – переведя дыхание, ответила Лена. – Меня туда бросили. Что там на этот счет записано в ваших анналах?
– А ты вернулась, – практично заметил Гарвин. Глаза были сосредоточенные и совершенно серебряные. Как начищенные. Без малейших признаков голубизны. – Вот, считай, это и написано в… в общем, там, где ты сказала. Ты всегда вернешься, и никакая сила не удержит тебя там, где ты не захочешь остаться.
Это точно…
Мур, ты что-то заметил?
Нет. Но я недоволен… Знаешь, солнце мое, есть разные расы, древние, недревние, гуманоидные и не шибко, только вот нас пока еще никто не переплюнул. А уж тем более золотого ар-дракона! То есть меня, любимого.
Ты ему грозишь?
Ему. Слушай меня, ты, террорист международный. Аиллена под моей защитой. Заявляю об этом официально, и не говори, что не слышал. К тому же незнание закона не освобождает от ответственности, ясно тебе, урод? Незнание МОЕГО закона не освобождает от ответственности передо МНОЙ.
мур. успокойся. от тебя у всех головы болят.
Потерпят ваши головы!
Но он замолчал. Действительно, болезненно скривился Маркус, да и лицо Гарвина было напряженнее обычного.
– Разгневать ар-дракона – это крайне глупо, – сообщил Лиасс. – Я бы сказал, самоубийственно. Как ты? Испугалась?
– Спьяну-то? – усмехнулась Лена. – Я русская, мне море по колено.
Как они хохотали! Перегибались пополам, забыв про свое владычество, некромантию и прочее, утирали слезы и хватались за животы, постанывали и повизгивали. Лена снисходительно наблюдала, даже не пытаясь понять, что их так развеселило: ее спокойствие, слово «спьяну», произнесенное совершенно трезвой женщиной, или просто очередная поговорка из другого мира. Или просто радость от того, что обошлось. Что никто не похитил их величайшую ценность… или не помешал пророчеству?
Шут утер рукой отсутствующие слезы – эльфийская кровь! – и сел рядом с Леной. Увести меня от него решил? Ох, Кристиан, думать надо, прежде чем злить женщину. Влюбленную по уши. Дракона злить можно, а вот меня – не надо.
* * *
Потом наступило затишье. Лена подумывала о продолжении странствий, но Гарвин еще не был готов. Ему ужасно не хотелось в этом признаваться, но он признал: надо еще хотя бы месяц. Чувствовал он себя хорошо, но для любого магического действия ему требовалось еще многовато сил. А без Гарвина Лена уходить не хотела даже ненадолго – глянуть, например, как дела в мире эльфа с княжеским именем Олег. Поправится Гарвин, наберется сил – пойдем. Вместе. Или вместе, или никак.
Шут все тянул со своей магией, и под грозными взглядами Лены Гарвин не настаивал. Смирение эльфа не казалось естественным, и вряд ли им было, но он словно заставлял себя быть вот
Лена понимала, что просто накручивает себя, что и Родаг не простачок, и Киру Даготу Железный Феликс может позавидовать, и вероятно, не только в умении собирать информацию, но и в умении действовать решительно. И Гильдия не такая уж цельная, потому что Карис явно встал на сторону короны, да и Балинт тоже, и, Лене казалось, что и Руст. А вот Шавиан – сомнительно, так вроде бы неплохой человек, но подвинутый на своих магических талантах и уверенный, что маги – особые создания рода человеческого, стоящие выше всякого, кто Даром не наделен. А Родаг не наделен.
С Гарвином Лена говорила на эту неприятную тему, и он поначалу неохотно отвечал, а потом его то ли прорвало, то ли просто решил высказаться, чтоб Лена отвязалась, и он довольно красочно расписал свои ощущения, и расписывал до тех пор, пока не увидел, что Лена готова разреветься или в обморок упасть, осекся, поцеловал ладонь и вздохнул: «Ну я же жив». Лена собрала себя в кучу и велела продолжать, и Гарвин продолжил, но говорил уже о том, что думал в той клетке. И это было еще хуже.
Провести месяцы почти в неподвижности – для активного эльфа. Провести месяцы без возможности просто вымыться, а не обтереть тело влажным полотенцем – для чистоплотного эльфа. Провести месяцы в клетке – для свободного эльфа. Одиночество его не пугало, и будь клетка просто какой-нибудь сырой и холодной тюремной камерой без окон, он не чувствовал бы себя так.
Каждую секунду. Без перерыва на обед или сон. Ощущения, которых Лене действительно никогда не понять. Хуже любой боли. Уничтожение личности – и то гуманнее, наверное. И за что – за то что воевал. Один против всех. В другом мире. А самое тошное – маги это понималии оправдывали. Но как же – нельзя. Волшебное такое слово – некромант. И все – в клетку.
И с Лиассом Лена тоже говорила, стараясь обходить вопрос о готовности отца поспособствовать повешению сына. О клетке. И Лиасс тоже рассказывал о том, как решетка пила силы и из него, хотя и краешком, все-таки действовала она внутрь. Но Лиасс все равно приходил. И продолжал бы приходить все долгие годы или десятилетия, которые Гарвин мог бы провести в подвалах Гильдии. Лене было стыдно, когда она думала об этом, а понимающий Лиасс пытался ее утешить. О казни он заговаривал сам, а Лена начинала дуться или менять тему, а он настаивал, и в итоге они даже поругались. Лена наорала на Владыку, а Лиасс рявкнул на Светлую: «Не понимаешь, так поверь, иная жизнь стократ хуже смерти!»