Принуждение к контакту
Шрифт:
А куб треснул пополам, словно стеклянный. Солдат выхватил его из слабых пальцев пилота.
Когда острая сталь прошлась по ребрам, Громов не выдержал. Он заорал, ослепленный болью и отчаянием. Ногой отпихнул от себя врага, зажимая рану ладонью. Ловушка бросилась на него, раскидывая в стороны ворсинки.
Военный удовлетворенно сплюнул и бросил на пол треснувший артефакт. Куб упал и распался на две половинки, издав пронзительный звук, словно дернули гитарную струну.
Прыгая в окно сквозь старую раму, Громов увидел удивленное лицо военного, которого подхватили нити и, брыкающегося, вздернули под потолок. Брызнула кровь, шея и
Земля встретила Руслана грубо, выбивая из груди воздух и отбивая выставленные ладони. Клацнув от удара зубами и постанывая от боли, Громов поднялся на карачки и пополз прочь от школы.
Зона вокруг «дышала». Из лопнувших туч все-таки прорвался ливень, холодный и тугой. Вспышки молний разрезали мир от неба до земли, гром сотрясал землю. Порывистый ветер налетал и отступал, бросая в лицо мусор и мокрый песок.
Зона «дышала» не так, как перед Расширением или сразу же после него. Сейчас «дыхание» можно было спутать с обычной грозой, если бы не другие странные явления. Это уже не был локальный апокалипсис с землетрясениями, электрическими вихрями и изменением состава воздуха и воды. Зона успокаивалась после броска на территорию человечества, изредка взрыкивала, как засыпающий пес. Но даже нынешнее слабое ее проявление приводило в ужас тех, кому выпало несчастье оказаться по эту сторону периметра.
Громов пытался выбраться из поселка, включившегося в этот карнавал непогоды. Вокруг него мерцало пространство, прыгали разноцветные блики. Натужно скрипели дома, в которых сдвигались или расширялись ловушки. Местами земля вдруг начинала пениться, вздуваясь блестящей под молниями грязью.
Было по-настоящему страшно. Руслан то и дело замирал, плюхаясь в лужи с тяжелой и грязной водой. Где-то шел пригнувшись, где-то на четвереньках, где-то по-пластунски. Подолгу лежал или сидел, пережидая.
Выйти из поселка тем же путем, что и пришел, не получилось. Там по дороге змеились зеленые струйки, извивались и закручивались в кольца. Гулко хлопнул гравиконцентрат, припечатав к земле оторванный лист кровельного железа. По домам ползли, потрескивая электричеством, синие искры.
Грязный и промокший, пилот добрался до автомобильного бокса. Здесь наткнулся на останки попавшего в ловушку солдата, которого разорвало на куски вместе с амуницией. Брезгливо морщась, отыскал среди ошметков разгрузочную платформу с тремя оставшимися карманами. Укрывшись от дождя под свисающим с крыши бокса лоскутом рубероида, Руслан принялся изучать находку. В одном из карманов нашлась армейская аптечка, которой Руслан перевязал рану от ножа. Вышло не очень – повязка то и дело съезжала, но на большее Громов надеяться не мог. Подумал, не использовать ли один шприц-тюбик промедола, чтобы унять боль, но решил, что лучше потерпит.
Из другого кармана вывалилась пачка галет и начатая плитка черного шоколада. Громов с трудом унял желание сожрать все это разом. Гаденькую мысль о том, чтобы хоть чуток утолить голод, не нести добытое раненому другу, удалось прогнать не сразу. Руслан от голода буквально сходил с ума, не мог думать больше ни о чем, кроме того, как хорошо положить на язык хоть немного еды.
Не удержавшись, он отломил одну полоску в четыре квадратика от шоколадки и положил в рот. Закрыл глаза и сидел
Выбрался из поселка он лишь к вечеру. Гроза ушла, оставив в воздухе свежий запах озона. В прорехах темного неба появились первые звезды, высыпавшие на темнеющий небосвод.
Еще несколько часов осталось на то, чтобы добраться до лагеря. Некоторые ловушки сместились, и Громову приходилось искать обходные пути. Но большинство ловушек оставалось невидимыми, Руслан каждый раз холодел, слыша рядом непонятные звуки. В одном месте он обнаружил обугленное человеческое тело, от него еще исходил пар.
Когда он выбрался на привычную просеку, по которой доходил почти до самого лагеря, его вдруг скрутила резкая боль в животе. Пилот повалился на колени, извергая из себя желчь и воду, которой перебивал голод. Разом покрылся холодным потом, из глаз брызнули слезы. Теряя сознание, он отвалился на бок и сделал попытку отползти с просеки в лес. Ноги тщетно скользили по мокрой траве, а через секунду Руслана накрыла тьма.
Очнулся он быстро, судя по положению заходящего солнца. Поднял голову с влажной земли, смахнул со щеки налипшие песчинки и хвою. Желудок все еще болел, во рту стоял горький привкус. Громов попробовал сесть, его качнуло, в глазах потемнело. Он глубоко втянул носом прохладный после дождя воздух, помассировал онемевшее лицо. Вновь открыл глаза…
…и уставился на две высокие консервные банки и алюминиевый бидон без крышки, лежащие прямо перед ним. Руслан готов был дать голову на отсечение, что еще недавно этого не было.
Громов огляделся и опасливо подполз поближе, разглядывая находку.
Банки были новыми, с пластиковой маркировкой поверх блестящего металла. Немного помятые, но вполне целые, без следов ржавчины или плесени. Судя по надписям, в одной хранился горох с говядиной, во второй каша рисовая со свининой. Руслан вспомнил, что такими консервами когда-то укомплектовывались экспедиции МИВК. Небольшие, похожие на «кунги» лаборатории забрасывались вертолетами прямо в Зону, ученые жили в них несколько дней, проводя испытания в полевых условиях. Впрочем, спустя пару лет от таких походов почти отказались, предпочитая более безопасные кратковременные выходы.
В голову некстати пришла мысль о группе Сидоренко, как раз и пропавшей в одном из таких «кратковременных выходов». Понятие безопасности в Зоне всегда было относительным.
Несмотря на внутреннее ликование от найденной еды, бидон заинтересовал Руслана больше, чем консервы. Небольшой, с деревянной накладкой на изогнутую ручку, с выдавленным «знаком качества» и ГОСТом на донышке – такие бидоны Руслан не видел со времен своего детства. Внутри ничего не было, лишь рваная паутина, но на внешней стороне отчетливо выделялись четыре длинные царапины, блестевшие свежим металлом. Будто кто-то с силой провел мотыгой.
Или когтями, настолько острыми, что буквально сняли стружкой верхний слой.
Пилот обернулся, словно хозяин этих когтей нависал сзади, торопливо сгреб консервы и бидон в охапку и поспешил прочь, морщась при каждом шаге от головной боли.
В свете костра раны на спине Ткачева казались еще более ужасными. Запах гнилого мяса мешался с запахом немытого тела, из трещин в бурой коросте сочилась кровь вперемешку с гноем. Во все стороны от краев раны разбегались синие ветви вздувшихся капилляров, плечи и поясницу покрыли темные синяки пролежней.