Принуждение к миру
Шрифт:
Неожиданно из двери какого-то здания буквально вывалился солдат и обезумевшими глазами посмотрел на меня. Тут же его скрутил приступ блевотины, он изверг из себя жидкость и что-то глухо замычал, склонившись над землей.
В комнатах мы осматривали все места, где мог спрятаться человек, второпях ломали шкафы и опрокидывали диваны и столы. Закончив с осмотром этой квартиры, перешли к другой, и так этаж за этажом весь подъезд был зачищен. Во многих квартирах до нас уже успели побывать мародеры, поэтому двери у них были уже открыты, а вещи в беспорядке разбросаны. После зачистки
Проклиная и матеря всех командиров и начальников, первое отделение покинуло двор пятиэтажки и снова вышло в частный сектор. Нам приказали устроить два поста: один в полуразрушенном доме, а второй через дорогу почти на голом месте. Здесь полуразрушенный кирпичный фундамент забора, возвышающийся над землей сантиметров на пятьдесят, служил единственным укрытием. На оборудование поста дали полтора часа.
Я снял свой автомат с предохранителя и лежал, наблюдая за ходом боя, потому что соваться пока не имело смысла.
Другие бойцы на позициях нашли несколько брошенных автоматов. Мы все молча столпились у тела единственного неприятельского убитого. Посреди дороги лежал юноша. Осколок танкового снаряда разворотил ему бедро и желудок, превратив эти части тела в алое месиво. В открытых глазах застыл ужас.
На улицах ни одного человека. Окна домов большей частью темны, плотно зашторены, но в некоторых нет-нет да и промелькнет блик света. Значит, живые, нормальные люди в этом городе еще остались… Просто те, кто не уехал, попрятались по домам, выжидают, чем все кончится…
Миномётный обстрел, своим свистящим воём летящей с неба смерти, каждый день сводил меня с ума. Это так страшно и неприятно - свист летящей в тебя мины. Свист, плавно переходящий в гул, всегда забивал тело страхом. Страхом ужасной, разрывающей меня на кровавые обрубки, смерти. Умирать я не хотел. Перспектива стать инвалидом меня, конечно, тоже не радовала, и в плен попадать желания не было, но все другие страхи быстро меркли перед страхом смерти. Смерти от мины.
Взрыв страшной силы прогремел как всегда неожиданно. Кирпичная стена за спинами мотострелков треснула и обрушилась на их головы. Меня оглушило и я, на десяток секунд, потерял ориентацию в замкнутом пространстве красно-серой пыли, забившей мне нос, рот и уши. Ноги, руки, грудь, живот, пах - я потрогал всё, и с радостью отметил, что ничего не болит. Опираясь на остатки стены, я медленно попытался встать на ноги. С четвёртой попытки мне это удалось - шатаясь, я стоял и шальным взглядом рыскал в облаке пыли, пытаясь понять, что стало с остальными. Все, кто серьёзно не пострадал,не дожидаясь повторных взрывов, выбежали на улицу.
Перебегать улицу под неконтролируемым обстрелом, то стихающим, то внезапно возобновляющимся, не хочется, и мы до последнего шанса ищем подходящую причину чуть отсидеться и отдохнуть, оттягивая неприятную ситуацию выхода на открытую, насквозь простреливаемую площадку.
Не забегай вперед. Спина - удобная мишень.
Пулемёт противника работал с господствующей высоты, из окна первого этажа красно-кирпичного особняка. Ранее, в два ствола стреляли и со второго этажа, но их уговорили замолчать из гранатомёта. Больше
Момент попадания снаряда в дом чудовищно красив. Столб стройматериалов метров на десять вверх, кирпичная стена, рассыпающаяся на весь двор, искры и фиолетовые разводы на небе.
Выходим из квартала. Приглушенное эхо взрывов и назойливый треск автоматных очередей становится громче, а значит и ближе.
Я боюсь пошевелиться и застываю, с трудом сдерживая дыхание. Пульс отдаётся в ушах и сотрясает всё моё, быстро покрывшееся мелкой испариной. Сердце бьётся так громко, что, кажется, выдаст меня своим грохотом.
Площадь перед домом покрывалась разрывами. Содрогавшийся воздух бил в барабанные перепонки. В многострадальную заднюю стену со звоном ударил крупный осколок. Миномёты перепахивали площадь ещё минут пять.
Нельзя забегать вперед, нельзя отставать: на звук - выстрел, на вспышку - выстрел. Слушать команды, видеть цели, контролировать патроны. Вылетел трассер - значит на подходе последний - быстро на колено - перезарядка - снова вперед: очередь - укрытие, две - укрытие; перебежка - опять очередь - опять укрытие. На трупы не наступать - могут быть с гранатами, сильно не прыгать - можно потерять свои.
Вперед и вверх, но не зарываться, помнить, что угол - опасность, проем - опасность, сначала очередь, потом сам. На открытом месте не тормозить, на ходу не стрелять - все равно не попадешь, а скорость и маневр смажешь. Целиться двумя глазами: один на мушке - второй на макушке, первый работает на атаку, второй на оборону...
Из дома напротив раздаются выстрелы. Боец возле меня хватается за руку и падает. Все тут же пригибаются и начинают стрелять в подъезд пятиэтажки. Я хватаю бойца и волоку его к БМП. Вроде только в руку попали. Повезло.
Граната попадает в окно на первом этаже. Промазал. Вскоре раздается взрыв и из окна вылетают осколки и прочий мусор. На третьем этаже заговорил пулемет - тот самый, по которому я пальнул в первый раз.
Затем я швырнул туда ручную гранату. Возможно, после этого я пошел бы и дальше, но обнаружил, что в автомате у меня остался один рожок патронов и одна ручная граната. В горячке боя я на это не обратил никакого внимания. Нужно было бежать отсюда, тем более что моя стрельба в самом тылу неприятельских сил наделала переполох. Я же вместо этого, пройдя немного назад, высунулся из-за обрыва и увидел в небольшой ложбине в сотне метров от меня с десяток бойцов противника и открыл по ним огонь.
Время шло, а стрельба не только не стихала, а наоборот, становилась всё сильнее. Автоматные и пулемётные очереди перемежались взрывами мин и снарядов. В подъезде зазвенели стекла. На лестничных площадках, в квартирах стало небезопасно, пули и туда залетали. В стекла окон стали биться птицы, ища у людей защиты и спасения. Огонь был очень плотный. Разрывы мин и снарядов ухали где-то рядом, поражая и пугая своей мощью. Люди без всякого стеснения стали всё теснее прижиматься к полу. Приблизиться к окну никому и в голову не приходило.