Приподнимая "железный занавес" (CИ)

Мой приход в телевидение произошел по тем временам совершенно обыденно. После экзаменов за 5–й курс в Московском государственном институ те иностранных языков им. М. Тореза меня вызвали в деканат, и кадровик из Агентства печати предложил работу в Главной редакции телеинформации Агентства печати "Новости".

18 августа 1975 года я попал в редакцию африканских стран. Нашей задачей была подготовка телевизионных информационных материалов об СССР (но такую работу делали более опытные коллеги), а также съемка так называемых контактных материалов (когда кто-то из Африки приезжал в Москву). Все это монтировалось и отправлялось в наши соответствующие посольства для предложения местному телевидению. Говорят, что иногда эти материалы действительно попадали в эфир какой-либо африканской страны. В основном же они, скорее всего, заполняли помещения в наших посольствах. Работа была интересная: я впервые в жизни видел и проводил съемки, брал интервью у разных африканцев, сам переводил и сам же озвучивал их на английский язык. Но ровно через год после моего прихода ГРТИ решением Политбюро, как нам сказали, была распущена, а ее функции были переданы в Главное управление внешних сношений (ГУВС) Гостелерадио СССР, куда меня перевели в сентябре 1976 года с понижением на должность младшего редактора отдела капиталистических стран. В ГУВСе я проработал на разных должностях до 1989 года.

Работа в ГУВС кардинально

отличалась от работы в редакции африканских стран. Мы работали с приезжавшими в СССР съемочными группами ведущих телевизионных компаний мира: американскими Эй–би–си, Эн–би–си, Си–би–эс, Си–эн–эн (после ее появления в 1980 году), английской Би–би–си и английскими коммерческими компаниями, а также их московскими корреспондентами. Очень скоро я стал специализироваться на английских телекомпаниях, в основном на Би–би–си. В мою задачу входил подбор и подготовка объектов съемок, интервьюеров со знанием английского языка по различным вопросам политики, экономики, культуры и т. д. не только в Москве, но и по всему Советскому Союзу. Это было похоже на работу продюсера или ассистента режиссера. Обычно мы получали по телексу (значительно позже — по факсу) "голую заявку" от какой-либо компании с указанием темы и довольно общих пожеланий. Все остальное разрабатывали мы сами: получали разрешения на съемки иностранной съемочной группой заводов, фабрик, интервью со специалистами и т. д. Затем все это отправлялось в Англию, например на Би–би–си, определялись сроки съемок, приезжала съемочная группа, и начиналась работа. Со дня ее приезда и до дня отъезда я практически постоянно находился со съемочной группой, выполняя самые разные функции — от организатора съемок до переводчика на съемочном объекте. Работа была трудная: нужно было найти общий язык не только с иностранцами, но и с советскими организациями, которые постоянно пытались подсунуть какой-либо образцово–показательный объект или ударника коммунистического труда, не умеющего порой связать двух слов. Приходилось доказывать: то, что приемлемо для советского телевидения, неприемлемо и вредно для иностранного. Съемочных групп приезжало много: несколько десятков в год. Таким образом, даже в годы расцвета застоя страну посещали десятки тележурналистов из самых разных стран, увозившие с собой сюжеты, очерки, программы о Советском Союзе. Эти материалы всегда привлекали внимание зрителя, поэтому поток иностранных тележурналистов постоянно увеличивался, расширялся и круг освещаемых проблем.

Наверняка напрашивается вопрос: как все это могло происходить при опущенном "железном занавесе"? Да вот так и происходило: с большим трудом, преодолевая сопротивление министерств и ведомств, путем убеждения или обращения к руководству Главка или Гостелерадио, которое с помощью "вертушек" способствовало получению разрешения на съемки необходимых объектов. Мешал ли "железный занавес", закрытость страны? Конечно да. Половина страны находилась в закрытых для иностранцев районах, съемки с иностранцами должны были согласовываться на уровне как минимум замминистра, съемки в республиках, краях и областях согласовывались с местными партийными органами через соответствующие телевизионные комитеты. Никто не горел желанием принимать у себя иностранную съемочную группу, всегда легче и безопаснее сказать "нет", чем "да". Ведь, черт его знает, что наговорят там эти иностранцы! А в большинстве случаев они давали объективную картину жизни в СССР, естественно, не замазывая и недостатки, о которых всем было известно, но о которых не было принято говорить. Положение наше было очень незавидное.

Как иностранцы, так и наши считали нас сотрудниками КГБ, и поверить в то, что мы таковыми не являлись, никто не хотел. Поняв, что разубедить никого невозможно, я просто делал свое дело.

Работа была очень интересная, ведь мы работали с ведущими журналистами своих стран, а также с советскими крупнейшими специалистами, учеными. Мы имели информацию по разным вопросам как с одной, так и с другой стороны, что необычайно расширяло кругозор и по тем временам было редкой привилегией. За годы работы мне удалось побывать почти во всех союзных республиках, в Сибири, на Дальнем Востоке. Очень интересно было наблюдать за организацией работы иностранных съемочных групп, за взаимоотношениями между членами приезжавших команд, "звездами" телевизионного мира и, например, осветителями, которые, как и на советском телевидении, относились к рабочему классу и имели фиксированный рабочий день, что иногда создавало проблемы со временем проведения съемок. Начало съемок обязательно отмечалось, сверхурочные жестко фиксировались, продюсер, который отвечал за все, имел ограниченный бюджет на оплату сверхурочных, и, если происходил перебор, съемки отменялись. Для меня стала откровением реальная, а не придуманная сила профсоюзов, особенно это касалось Англии. Взять осветителя с советского телевидения для иностранцев было проблемой, так как продюсер должен был доказать профсоюзу, почему это необходимо — ведь таким образом английские осветители оставались без работы. То, что это было дешевле, в расчет не принималось. Особенно свирепыми были профсоюзы в коммерческих компаниях системы независимого телевидения Великобритании. Съемочные группы в десять человек были не редкостью, так как не только оператор, но и звукооператор и осветитель имели ассистентов, в таких группах обязательно был носильщик. Однажды, приехав в гостиницу за съемочной группой, чтобы ехать на съемки, я застал лишь одного чуть ли не плачущего продюсера. Остальная группа отдыхала, так как время между окончанием съемок вчера и началом сегодня было меньше 12 часов. Съемки пришлось перенести.

Осенью 1977 года произошло, с моей точки зрения, знаменательное событие, о котором знали только мы — непосредственные участники. Из Канады пришла заявка на съемки шести часовых передач по различным аспектам жизни в СССР: политика, спорт, обычная жизнь советских людей, сельское хозяйство и т. д. Это были передачи–интервью на английском языке. Передачи записывались в студии, никакого монтажа не предполагалось. Спутниковую связь в то время использовали очень редко, в основном при освещении государственных визитов. Таким образом, эти передачи можно было считать прологом к телемостам и передачам через спутник, которые стали так распространены несколько лет спустя. Несомненно, проведение таких съемок было согласовано с инстанцией (ЦК КПСС), очевидно, там решили, что хватит отмалчиваться и уходить от острых вопросов. На этой передаче я впервые увидел В. В. Познера, который блестяще отвечал на острейшие вопросы о жизни советских людей. Конечно, с точки зрения сегодняшнего дня многое кажется наивным и чересчур попахивает откровенной пропагандой, но тогда это произвело сильное впечатление. По внутренней телевизионной сети за съемками следило все руководство Гостелерадио. Серия с большим успехом прошла в Канаде, получила хорошую прессу, и опыт был признан удачным. В дальнейшем с развитием спутниковой связи подобные передачи с участием советских специалистов со знанием английского языка, таких как академик Г. Арбатов, Р. Сагдеев, стали обычным явлением. Нехотя, трудно, но страна приоткрывалась для внешнего мира.

1979 год запомнился Спартакиадой народов СССР, которая планировалась как генеральная репетиция предстоящей Олимпиады в Москве. Вторжение советских войск в Афганистан на долгие годы

стало информационным поводом для съемок многочисленных репортажей и передач иностранными съемочными группами в Советском Союзе.

Следующий 1980 год — это, конечно, Олимпиада в Москве. Я, как всегда, работал со съемочной группой Би–би–би, которая снимала материалы вокруг Олимпиады. Их интересовал не спорт, а политическая подоплека Игр, сюжеты на тему наглухо закрытой, вычищенной в прямом и переносном смысле Москвы, неизвестно откуда взявшегося продуктового изобилия, драконовских по тем временам мер безопасности, которые по меркам сегодняшнего дня можно было бы посчитать верхом беспечности. Конечно же, их интересовали диссиденты, но о таких съемках они мне говорили.

Интерес к Советскому Союзу держался на высоком уровне: людям на Западе интересно было знать, чем и как живет ядерная сверхдержава за "железным занавесом".

Постепенно менялся формат передач. До этого, в основном, приезжали новостийщики по какому-нибудь информационному поводу. После Олимпиады и особенно после смерти Л. И. Брежнева в ноябре 1982 года страну стали все чаще посещать документалисты, которые хотели в своих программах исследовать и донести до своей аудитории, как живет советский народ на примере обычных людей, семей, проживающих в разных республиках и областях СССР. Вот здесь всем нам пришлось немало попотеть, чтобы убедить местные органы власти, министерства и ведомства, что нам нужны действительно обычные люди, а не Герои Социалистического Труда или ударники, специально подобранные и одобренные партийными органами.

К тому времени МИД СССР начал ослаблять давление и постепенно разрешать местным аккредитованным корреспондентам иностранных телекомпаний работать самостоятельно, не прибегая к нашей помощи. Этому способствовало развитие телевизионной съемочной техники. Происходил переход от съемок на кинопленку к съемкам на видео. Отпадала необходимость для иностранных корреспондентов мчаться к нам в Останкинский телецентр, для того чтобы проявить пленку, смонтировать сюжет и отправить его почтой в свою штаб–квартиру или, если было что-то очень срочное, передать его по спутнику в формате так называемой унилатеральной спутниковой передачи. Этот вид работы был особенно ненавидим всеми нами, так как за редким исключением заказ на унилатеральные передачи приходил срочно, в конце рабочего дня, да еще нередко в пятницу с назначением работы на выходные дни. Работа была неинтересная: нужно было всего–навсего заказать спутниковое время, студию или аппаратную перегона видеоматериалов, встретить корреспондента, а по окончании проводить его. После этого все уныло брели в аппаратную звукозаписи и делали так называемую расшифровку передачи, то есть ее аннотированный перевод, который затем сдавался руководству Главка. Какое же это было для нас всех облегчение, когда после прихода М. С. Горбачева к власти иностранным корреспондентам разрешили вести спутниковые передачи из своих бюро. Но это, как я уже сказал, случилось значительно позже.

Где-то в начале 1983 года в Главк поступила заявка от отдела документальных фильмов Би–би–си на съемки в СССР двенадцатичасовых (!) документальных фильмов о различных сторонах жизни в стране. География предлагалась обширнейшая: от Молдавии на западе до Находки на Дальнем Востоке. Героями каждого фильма должны были стать советские семьи, проживающие в том или ином регионе страны. Окончательный отбор семей должен был сделать английский продюсер из двух–трех кандидатов. В качестве тем англичане предлагали судью в Молдавии, студентку в Москве, музыканта Сергея Курехина со своим ансамблем "Популярные механики", который почему-то числился в диссидентах, охотника–профессионала в сибирской тайге, призывника, а затем уже солдата Советской Армии, партийного работника на Дальнем Востоке и другие менее экзотические темы. Заявка поражала своим масштабом, организационной сложностью и посягательством на ранее запретные темы. Получив такую заявку, я рутинно информировал о ней руководство Главка и выбросил ее из головы. Я даже и мысли не допускал, что по такому запросу может быть получено положительное решение. Однако через довольно продолжительное время было дано согласие на работу по всем темам, за исключением Сергея Курехина. И это было при Андропове! Воистину какие-то тектонические подвижки должны были произойти там, наверху. На реализацию проекта отводилось два года, каждому съемочному периоду должна была предшествовать продолжительная ознакомительная поездка для отбора участников и объектов съемок. С английской стороны проект вели три продюсера–режиссера. Поднять такую махину мне одному было не под силу, и на несколько фильмов были назначены мои коллеги. Сериал назвали "Товарищи". Эпопея в истинном значении этого слова началась! Первая съемочная экспедиция состоялась в ноябре 1983 года на съемки работы профессиональных охотников на пушного зверя. В Москве стояла обычная для этого времени года сырая холодная погода. В Иркутске, который был первой остановкой на пути в тайгу, было уже около пятнадцати градусов мороза, в Киренске уже 30. Из Кирен–ска до зимовья охотников можно было добраться только вертолетом. Около полутора часов полета над зимней тайгой — и вертолет сел на поляну посреди глухой тайги. Летчики махнули рукой в сторону зимовья и тут же улетели. Мы остались одни. Мы — это английская съемочная группа в количестве 7 человек, я и сопровождавшая нас редактор иркутского телевидения: всего 9 человек и полтонны съемочного оборудования. Мороз был уже за 40 градусов. С трудом отыскав в тайге избушку, мы по пояс в снегу стали перетаскивать туда съемочное оборудование. Стало сразу ясно, что разместиться там 11 взрослым людям (нас 9 да 2 охотника, отец и сын), будет затруднительно. Мы решили, что кому-то надо спать в палатке рядом с зимовьем. Англичане привезли с собой купленные в лучшем магазине альпийского снаряжения палатки, спальные мешки, фонари, лампы и прочие интересные штуки, которые в цивилизованных Альпах, может, и нужны, но в русской тайге проку от них немного. Охотники пришли только часов в восемь, когда вокруг была непроглядная темнота. До деревни с московским названием Преображенка на реке Лена, где они жили, по сибирским меркам было недалеко, километров 50 по тайге. Связи никакой, что на некоторое время привело англичан в уныние. Электричества, естественно, нет, удобства во дворе, а там около 45 градусов мороза. Пора было ложиться спать, и предстояло принять нелегкое решение: кто будет спать в палатке рядом с зимовьем в 45–градусный мороз. Вызвались трое: продюсер серии Ричард Дентон, его ассистент Алан Букбайндер и я. Утоптали снег, поставили палатку, одели на себя все, что изготовила для таких случаев европейская промышленность альпийского спорта, залезли в мешки и попытались уснуть. Холодно не было, было страшно неудобно, чувствовался каждый снежный бугорок под матрасом, но самое противное заключалось в том, что дыхание сразу кристаллизовалось в мельчайшие льдинки на отворотах спального мешка, которые при малейшем движении падали на лицо, моментально прогоняя сон.

На следующий день начинались съемки. Сразу выяснилось, что после первой же ночевки на свежем воздухе вышла из строя одна из двух камер, что значительно осложнило работу, так как предполагалось, что одна камера будет работать внутри помещения, а вторая снаружи. Но профессионализм взял верх, и работа пошла. Пробыли мы на зимовье почти неделю. В палатке мы выдержали еще только одну ночь, все остальные ночи все вместе спали в избушке практически друг на друге, но зато в тепле. Через неделю прилетел вертолет и перебросил нас в Преображенку, где мы тоже снимали около недели, затем улетели в Иркутск, где по достоинству оценили преимущества цивилизации.