Природная ведьма: обретение силы

Романова Екатерина Ивановна

— А, пришло, наконец, осознание? — понял филин.

— Ты не исчезнешь просто так, да? — устроившись удобнее на подушке, спросила я.

— Не просто так, а никогда. Все, дорогуша, допрыгалась. Тебе присвоили хранителя, а, значит, мы с тобой теперь не разлей вода и лучшие друзья, — филин, совсем как человек, развел крыльями и сам развалился на подушке.

— То есть совсем-совсем никогда?

— Совсем-присовсем. Но, я не собираюсь тратить свое хранительское время на лентяйку, которая отрицает то сокровище, которое ей досталось, — он демонстративно повернулся ко мне задом и переместился на спинку стула.

— Какое сокровище, Филя?

— Какой еще Филя? — возмутился филин.

— А как мне к тебе обращаться? Филимон? Филентий? Филион?

— Я хранитель Филимон Маврус!

—

Значит Филей будешь, вот и славно поговорили, — я сладко потянулась в кровати и села, впервые оглядев комнату, а также напрочь игнорируя недовольное сопение Фили. Раз он теперь мой новый питомец, то буду называть его так, как мне вздумается. А, к слову, комната была отличная. Лучше, чем я смела надеяться. Выполнена в светло-сиреневых тонах. На обоях выдавлены цветы сирени, которые также украшают белоснежную тюль. Тяжелые шторы — темно фиолетового цвета спадали до пола воланами. Рядом с окном — двуспальная кровать с шерстяным одеялом, мягкой периной и огромным количеством нежнейших подушек в мелкий цветок сирени. На всю эту постельную красоту я навалилась прямо в шерстяном платье, которое изрядно помялось от такого непотребства. У подножья кровати стоял светло-вишневый комод для одежды, а напротив него — письменный стол и стул, на котором восседал мой новый друг-хранитель. Кроме этого, справа от входной двери располагалась небольшая гостиная зона, в которой стоял шкаф для верхней одежды с зеркалом во весь рост на дверце, а также книжный шкаф, как ни странно, уже заполненный книгами и, в основном, по моей новой специальности — 1 курс, магия стихий. Как тут заботятся об адептах. Рядом со шкафом — мягкое кресло с высокими пушистыми подлокотниками. В таких очень уютно вечером в промозглый день сидеть под пледом, поджав под себя ноги, наслаждаться чашечкой горячего травяного чая, читая интересную книгу, вкусно пахнущую деревом и кожей. Прямо как в детстве, когда отец привозил из Астории новую любопытную историю. Непременно нужно будет этим заняться, когда появится свободная минутка. Перед креслом — низкий кофейный столик, для завтрака или чаепития. И тут я заметила ее — еще одну дверь. Но не в коридор. Надеюсь, что она ведет… да. Она вела в собственную душевую комнату. Неужели все адепты университета живут как в раю? Здесь ведь тысячи человек обучаются, на них не напасешься отдельных комнат. А сколько магической энергии необходимо потратить, чтобы согреть воду на всех, кто решит помыться? Посчитав, что все это не мои заботы, я стянула платье и залезла под обжигающие струи воды. Хорошенько смыв с себя остатки вчерашнего дня, я укуталась в пышное, но весьма маленькое зеленое полотенце с эмблемой университета, услужливо оставленное на крючке и вышла в комнату, посчитав, что хоть Филя в некотором роде и мужчина, но щеголять перед ним едва прикрытыми бедрами вполне допустимо.

— Филя, у меня возник вопро… Господин Рейнгард? — я едва не обронила полотенце от неожиданности, хотя оно и без того не особо меня прикрывало. Насколько помню — дверь на ночь я запирала. Окно — закрыто. Если ему не Филя открыл, то я Великая Княгиня Западных земель!

— Доброе утро, адептка Торнтон, — он с ироничной ухмылкой склонился, намекая, что сделал выводы с нашей прошлой встречи. Не очень утруждая себя, я сделала намек на реверанс и возмутилась. Хотя, стоит отдать должное, мужчина не разглядывал меня пошлым или непотребным взором. Он сделал вид, словно на мне не полотенце, а вполне себе полноценный наряд.

— Увы, в моих апартаментах нет часов, но насколько могу судить — лекции еще не начались. Если вы пришли лично меня арестовать — сделайте милость, приходите вечером, ну, а если нет — в таком случае не пристало человеку вашего положения находиться в комнате адептки, которая, к тому же, еще и не одета.

— Значит все же адептки? — он расплылся в довольной ухмылке, от которой, впрочем, у меня по коже мороз прошел и оставил без внимания остальную часть моей блистательной тирады. Я посмотрела в его глаза — холодные, безжизненные… Они вселяли ужас и одновременно бесконечную жалость. Весь запал растерялся. Возможно, и в его жизни была потеря, не меньшая по силе, разрывающей душу, чем моя. Лишь заклятье, наложенное на меня ведуньей, не позволяет утонуть в бесконечности

душевной боли. Срок его действия истекает и процедуру необходимо будет повторить. Она причиняет сильнейшую физическую боль, но эта боль ничто по сравнению с той, которая заставляет душу бесконечно истекать кровью. К реальности меня вернула следующая фраза мужчины. — Я знал, что помимо прекрасной внешности природа наделила вас и сообразительностью.

Значит, все же глазел, и разглядел-таки «прекрасную внешность», торчащую из-под полотенца.

— Вы либо слишком неумело делаете комплименты, господин Рейнгард, либо обладаете особым умением тонко унизить человека. В первом случае — вам следует подучиться, иначе многоуважаемая кронпринцесса вскоре к вам охладеет, а во втором случае — я бы попросила вас покинуть помещение!

Мужчина продолжал смотреть на меня холодным взглядом, улыбаясь лишь одними губами. Только сейчас я обратила внимание, что на нем парадная военная форма. Белоснежный камзол с черными блестящими пуговицами и запонками, и такие же брюки. На камзоле нашивка в форме щита, внутри которого два поднятых вверх крыла обрамляют меч. Волосы мужчины пшеничным каскадом рассыпаны по плечам. Они подчеркивают его мужественные скулы и акцентируют внимание на бесконечно голубых, цвета застывших во льду незабудок глазах. Мне почему-то стало не страшно, осталась лишь жалость.

— Уф, уф, — просвистел филин, явно привлекая мое внимание. Да, действительно, я подозрительно пристально разглядываю без пяти минут женатого мужчину, во много раз превосходящего меня по положению и по возрасту годящегося в отцы, а то и дедушки. Но насколько он молодо выглядит! Наверное, мне все же стоит быть более учтивой, даже несмотря на то, что он ничем не может меня шантажировать.

— Так какое решение вы приняли? — бросив неодобрительный взгляд на филина, поинтересовалась я.

— Обидеть вас в мои планы не входило, адептка Торнтон. Напротив, я пришел с предложением мира. Вы были правы. Шантаж — лучшее, что я умею, в силу занимаемой должности. Все имеют свои слабости. С вашей я прогадал. Но обязательно отыщу ее.

Сердце, замерев на миг, пустилось в адскую гонку со временем. Вот уж чего бы я не советовала делать, так это искать мою слабость. Поскольку таковая имеется и если он ее обнаружит, я буду готова сделать все, что угодно, даже сердце свое отдать, лишь бы он не воспользовался ею.

— Очень жаль, что я не умею читать мысли, поскольку ответ прямо здесь, — он подошел и коснулся моей мокрой головы. — Чего вы так боитесь, Элизабет? — проникновенный шепот и если бы не ухание филина, я бы рассказала ему свои секреты. Что за магию он применяет? Это же нечестно.

Я отступила на несколько шагов назад и съежилась от холода. Возможно от его холодных глаз, возможно от ледяных слов, бесцеремонного вторжения в мое сознание или промозглой погоды, но мне резко стало невыносимо холодно, на что кожа отреагировала мурашками.

— Мои страхи… вас сейчас это занимает? Действительно? — лучшая защита — нападение. — Господин Рейнгард, если вы пришли сюда заморозить меня — у вас отлично получается. Если же с другой целью — давайте непосредственно к ней и перейдем.

— Хорошо, — он грациозно уселся в кресло, то самое, в котором я мечтала выпить чаю за приятной книгой. Мне резко расхотелось этим заниматься. — Присядьте.

Я села на кровать и уставилась на мужчину. По обнаженным плечам стекали большие капли уже остывшей воды и меня начал колотить мелкий озноб.

— Неужели у вас нет халата, чтобы согреться? — он раздраженно закатил глаза.

— Н-нет, — простонала я.

— Тогда накиньте на себя еще одно полотенце, мне совесть не позволяет обсуждать с вами дела, когда вы дрожите как осиновый лист.

— П-полотенца т-т-тоже не-ет… — холод все сильнее колотил меня.

Его глаза наполнились ненавистью и злостью. Затем он встал, быстро расстегнулся и, сняв с себя камзол, накинул мне на плечи, оставшись лишь в черной атласной рубашке, обтягивающей его мужественное тело. Теплая ткань приятно легла на промерзшие сырые плечи, и мне сразу стало теплее. А затем произошло нечто необъяснимое. Какая-то теплая и пушистая волна окутала меня со всех сторон. Холод отступил мгновенно, а по телу разлилась мягкая согревающая нега.