Прирожденный воин
Шрифт:
– Абсолютно точно. Я сразу обратил внимание на это. Честно говорю, как только прочитал бумаги на Абдукадырова, сразу об этом подумал. Что ещё?
– Ещё... Ещё странные предложения от голландских чеченцев...
– Да... деловые люди вполне могли бы продать у себя созданный ими прибор, если он в действительности ими создан. Но наши спецы говорят, что это простой аналог натовского оборудования. Ничего нового. Но для сравнения результатов испытать желают.
– Да. Примерно это же сказали Доктору Смерть в Министерстве обороны. Причём чеченцы очень настаивали, чтобы их держали в курсе испытаний.
Генерал стукнул указательным пальцем по краешку письменного стола, словно кого-то предупреждая.
– Вот этого я не проследил. Каюсь и выражаю вам своё восхищение. Дальше...
– Дальше... Атаки на меня и на моих сотрудников... Даже не со стороны чеченцев, а со стороны ментов и уголовников... Якобы чтобы не привлечь внимания к чеченцам, хотя заранее знают, что мы поймем, откуда ветер дует. Такие усиленные атаки предназначены для того, чтобы показать серьёзность их намерений.
– Понятно. Я согласен... Мы согласны... Это я просчитал... Дальше...
– Троянский конь, наконец...
– Что?
– Кибертроянский конь... Это такой вирус, который позволяет контролировать содержимое моего компьютера. Я поймал в своём компьютере «коня»... Они хотели на всякий случай контролировать нас. Как мы отреагируем на их действия.
– И как вы собираетесь реагировать?
– Я предполагаю, нам следует использовать Кибертроянского коня как ловушку... Как бесплатную возможность гнать дезинформацию. Но что это будет за дезинформация – это уже зависит от того, насколько мы сойдёмся в окончательном выводе.
– И каков ваш вывод? Свой я уже сделал. Думается, наши мнения совпадут. Я считаю, что это акция прикрытия. Нас подставляют, чтобы мы уверились в своих силах. А сам теракт будет произведён без нашего участия совсем иными силами.
– Да. Я подумал так же... – соглашается Басаргин. – Нас просто загрузили фальшивой работой, чтобы отвлечь от настоящей.
– Вот мы и пришли к основному выводу первого этапа. А второй этап ставит нас в тупик. Может быть, у вас есть по этому поводу какие-то данные? Что же они планируют на самом деле?
– Пока нет ничего. Остаётся единственная надежда – на захват Талгата Абдукадырова. Может быть, у него удастся хоть что-то выведать. Хотя он наверняка проходил обучение по системе сопротивления действию психотропных препаратов. Значит, и здесь шансов у нас мало...
Генерал встаёт из-за стола, подчёркивая этим важность сообщения.
– Я не сказал вам сразу... Чтобы не сбивать с мысли... Пришло сообщение от полковника Мочилова. Отряд полевого командира Азиза уничтожен. Сам Азиз с тремя боевиками захвачен в плен. Талгат Абдукадыров сумел уйти и вывести трёх программистов...
Басаргин обессилено откинулся на спинку стула.
– Тогда у меня есть лишь одна зацепка... Он мог бросить их и не
– Признаюсь, зацепка очень слабая... – Генерал опустил голову. – Я сегодня еду в службу охраны президента. Будем с ними вместе думать. Если что-то новое появится, я вам позвоню. Ваши координаты давать можно?
– Конечно... Сколько у нас времени в запасе?
– Я думаю, чуть больше недели. Потом уже будет поздно что-то предпринимать...
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1
Когда маленький вертолёт с красным крестом в белом круге поднимается над небольшим горным селом, Талгат что-то говорит пилоту на незнакомом языке. Тот радостно смеётся и машет рукой, изображая нечто. Но пленникам не до смеха. После такого труднейшего перехода, что выпал на их долю, до конца исчерпав их не слишком великие силы, они проваливаются в сон, едва сомкнув веки. Падают в него, словно в яму.
Во сне время идёт незаметно, но у уставшего человека и во сне продолжается и действует затвердевшая в голове ситуация, из которой, оказывается, не так-то легко и вырваться, хотя так мечтаешь об этом – белая тьма идёт и идёт на них, пересекает все сновидения. И ноги ступают и ступают по глубокому снегу. Бесконечно долго, безостановочно. И всё... И больше ничего...
Миша Каховский просыпается первым. От тишины. Миша осматривается, не шевеля головой. Вертолёт стоит на какой-то площадке, напоминающей теннисный корт. Пилота на месте нет. Талгат в кабине. Смотрит куда-то в сторону. Не спит, хотя устал, наверное, тоже основательно. Но он вообще кажется железным человеком, который и не должен знать, что такое усталость. Слышны голоса. Говорят не по-русски и не по-английски. По запаху Миша догадывается, что машину заправляют.
– Где мы? – тихо спрашивает он Талгата.
Тот оборачивается, пару секунд смотрит, потом улыбается, как здоровается. Приветливо.
– Это сынок, опять Абхазия... Побегали по горам и вернулись...
Мише всё равно... Он тут же, даже не вдумываясь в ответ Талгата, закрывает глаза и засыпает. И опять видит перед собой только секущие тугие белые ленты пурги. Ленты путаются, рвут друг друга, кромсают, больно колют лицо. А он опять переставляет непослушные ноги. И всё это без конца, и всё это без другого действия, без человеческих лиц... Без сюжета и без перспективы выйти хоть когда-нибудь из этого мучения. Изматывающий сон продолжается, как явь, не давая отдохнуть.
И даже во сне Миша чувствует, как он зол, как ожесточён и как ненавидит всё, его окружающее. Все те силы, которые обманом вырвали его из-за привычного компьютерного столика, стоящего около окна в его комнате дома, заманили туманной перспективой, приподняли довольно высоко и бросили так, что падение кажется бесконечным. Он понимает, что предел должен быть у всего, наверное, даже у Вселенной, но конца падению не видит, как не видит конца своему убивающему, а не лечащему сну...