Приручить и властвовать
Шрифт:
Она не твоя. Помни об этом, Сандовал.
Тем не менее, по-видимому, сегодня он снова разукрасит до красноты ее прелестную попку. Он ухмыльнулся. Предупреждать ее о своих планах было ошибкой.
* * *
Кимберли протолкнулась немного дальше внутрь каморки, чувствуя себя законченной тупицей. Что она наделала?
Сначала она стянула несколько игрушек Мастера R и спрятала их.
Боже мой, она собиралась всего лишь проверить
Только вот там была анальная пробка, очень большая, и, может быть, если она унесет ее, он не заметит. Туда же присоединился фаллоимитатор, а затем внутренняя трусиха взяла верх над разумной частью личности Ким. Она сложила в пластиковый пакет все, что не хотела, чтобы он использовал. А потом спрятала пакет.
Почему она решила, что он не заметит полупустые полки?
Еще в самый первый день в доме Мастера она обнаружила этот маленький угловой чуланчик под лестницей, так сильно похожий на тот, в котором жил Гарри Поттер. Также она отметила для себя все до единого местечка, где может спрятаться человек, и, кроме того, все выходы. Однако же с тех пор она не думала ими воспользоваться.
Не до сегодняшнего дня, когда он произнес "играть в Темнице". Боже, с каждой минутой ее страх возрастал. Потом, спрятав игрушки, она пыталась убрать кухню, читать, стирать, но ноги несли ее сюда, словно она лишилась контроля над собой.
Ее наполнило отчаяние, когда она услышала звуки шагов Мастера R. Таких характерных. Не тихих или тайных, а уверенных. Четких. Неудержимых.
«Выходи», - твердила она себе. «Выметайся отсюда и проси прощения. Не тяни». Ее тело не двигалось.
Он не подзывал ее. Боже милостивый. Это хорошо или плохо? Как сильно он разозлился? Она начала дрожать.
Дверь открылась. В промежутки между одеждой проник свет. Может, он не заметит ее в углу.
Удовлетворенное ворчание. Его большие ладони схватили ее за руки и вытащили из укрытия.
Ким обмякла, не в силах встать, но он вряд ли заметил. Он поднял ее слишком высоко, чтобы рассмотреть лицо, и вздохнул.
Ее дрожь не прекращалась, а глаза наполнились слезами, когда она поняла, что он разочарован в ней. Он не был рассерженным, и это едва ли... едва ли не хуже. Разогнув колени, ей удалось встать и заслужить себе кивок.
Одной рукой, крепко-накрепко, обхватив ее вокруг плеча, словно он больше не доверял ей, думая, что она не сбежит, Рауль привел ее в комнату в башне. Излюбленное место, используемое им для своих бесед.
Рауль взял стул и указал на пол.
Пытаясь сдержать слезы, она неуклюже опустилась на колени и поникла головой. Ее горло закладывало по мере того, как молчание становилось все более напряженным. Тягостным. Скатилась слеза. Вторая.
А потом, словно штормовой прилив нагнал волны, сокрушая ее барьеры, она начала плакать.
– П-простите, Хозяин. Я.… не могла.
Почему
Он прикоснулся к ней, пальцем приподняв подбородок. Рауль облокотился на бедро и изучал ее.
– Не могла что?
Не могла встретиться лицом к лицу с Темницей, рассказать об этом, видя его разочарование.
– Я..
– она заплакала сильнее, не в состоянии произнести ничего из этого.
– Carajo, - пробормотал он, и она вздрогнула от испанского слова.
– Скажи мне внятно, почему ты спряталась от меня, - он ожидал, не предлагая ничего более, в то время как она старалась изо всех сил сдержаться.
Ее дыхание перехватило, но она сумела прошептать:
– Я испугалась.
– Я понимаю. Почему ты не обратилась ко мне?
Обратиться к нему?
– Я-я не знаю.
Его палец остался под ее подбородком, удерживая лицо обращенным к нему. Она сморгнула влагу с глаз, испытывая потребность видеть выражение его лица. Строгое... но не холодное. У него было лицо Дома, которого довели, но он не был зол. Почему он не сердится?
– Я просил тебя сообщать мне, когда тебе становится слишком страшно?
Она попыталась кивнуть. Его глаза стали ледяными.
– Да, Хозяин.
– Я внушаю тебе такой страх, что ты не можешь разговаривать со мной?
Она услышала грусть в его интонации, медлительность формулирования мысли. У нее снова полились слезы.
– Нет, Хозяин. Мне жаль, Хозяин.
На этот раз он обхватил ее лицо ладонями, вытирая большими пальцами влагу с ее щек.
– Тогда скажи мне сейчас. Растолкуй так, чтобы я мог понять.
Отпустив ее, он уперся локтями в колени и стал ждать.
Почему она не пошла к нему? Не поговорила с ним до того, как у нее ум зашел за разум? Он всегда прислушивался. Он обнимал ее во время приступов паники. Он не торопился, если она была действительно напугана. Но...
– Я не подумала. Я просто спряталась.
Может быть, он не заметил исчезнувшие игрушки? Господи, дай ей возможность скорее вернуть их все на место.
Он неодобрительно посмотрел на нее.
– Когда ты была маленькой и пугалась, к кому ты бежала за поддержкой?
– К маме.
Но какое это имеет отношение?
– Не к отцу?
Можно подумать, что тот помогал. Ее смех прозвучал... странно. Она покачала головой.
– Почему?
Как объяснить, что-то о ее семье?
– Он... Когда я была младше, он обращался со мной как с сыном. Мальчики не должны бояться.
– Неужели?
– его губы дернулись.
– Спасибо, что просветила меня.
У нее отвисла челюсть, а рассудок начал включаться, неуверенно, как двигатель с попавшей в топливо морской водой. Другие отцы выражали благосклонность своим детям... и сыновьям, и дочерям. Они успокаивали и обнимали их, если в них врезался бейсбольный мяч, или, когда за ними гналась большая собака. Ее отец не проявлял заботу такого рода.