Приручить Сатану
Шрифт:
Очень громкий непрекращающийся щебет птиц начинал действовать на нервы, и, когда особо нахальная синица прочирикала прямо над ухом Бесовцева, тот не выдержал и попросил Еву свернуть куда-нибудь подальше от этих слишком радостных созданий. Девушка услышала его просьбу, однако найти в парке место, где птицы не пели гимны наступившей весне, было достаточно сложно и даже казалось невозможным, пока они совершенно случайно не спустились к набережной. Помимо людей, гуляющих туда-сюда вдоль ярко-синей реки, водную гладь то и дело разрезали своими носами речные трамвайчики, а потому, даже если в кустах сирени кто-нибудь и пел, этого не было слышно.
— Большие перемены
— О чём ты? — непонимающе переспросила девушка, подозрительно посмотрев на Бесовцева, который, держа для равновесия руки по обе стороны от себя, осторожно шёл по бордюру.
— Ничего, ничего… — он сильно покачнулся, но удержался. — Совсем скоро всё это начнётся, тогда ты поймёшь… Совсем немного осталось ждать, всё произойдёт так быстро, ты и глазом моргнуть не успеешь… — Бесовцев спрыгнул с бордюра, и его раскосые глаза сверкнули в лучах солнца яркими хризолитами. — Это как механизм, понимаешь? Его запустили один раз, и вот шестерёнки крутятся, крутятся… И ничем его не остановить, пока он не выйдет из строя или не сядут батарейки.
— Это всё очень по-философски, Бесовцев, но я не понимаю, к чему это.
— Да как ты!.. — он задохнулся от возмущения, выпуская воздух через широкие ноздри, как бык. — Тебя вообще не смущает, что происходит вокруг?!
— Видишь ли, Бесовцев, — теперь пришла очередь Евы раздражаться и вставать напротив молодого человека, сложив руки на груди, — меня беспокоит не то, что происходит вокруг, а то, что происходит внутри меня, а именно вот здесь, — она показала рукой на свою голову, одним этим жестом предотвращая все дальнейшие споры. — О том, что происходит вокруг меня, мы будем говорить, когда я перестану видеть тебя парящим на уровне двенадцатого этажа.
Показывая, что разговор окончен, Ева резко развернулась и быстрым шагом пошла дальше. Несколько секунд Бесовцев стоял на месте, осмысливая только что услышанную им информацию, а затем, вернувшись в действительность, догнал впереди идущую девушку.
— Ну хорошо, извини, — попытался исправить ситуацию молодой человек, остановившись перед ней и преграждая ей дорогу. — Я прекрасно понимаю, как это неприятно, когда говорят загадками, но по-другому я, к сожалению, пока не могу. Все мы не можем. Но когда-нибудь ты всё обязательно поймёшь.
— И когда это «когда-нибудь» наступит? Лет через десять? — иронично подняла одну бровь Ева, на что Бесовцев тихо засмеялся.
— Нет, я думаю, в год уложимся.
Некоторое время они шли в молчании: каждый погрузился в свои мысли. Ада была всё такая же хмурая, как грозовая туча, и даже купленная Бесовцевым сладкая вата не исправила полностью ситуацию, хотя немного её улучшила. У самого же молодого человека настроение снова стало выше облаков, быстро гонимых по лазурному небу неустанным ветром, да и сама его сущность была как ветер: такая же лёгкая, непринуждённая в погожий денёк и сносящая всё на своём пути во время урагана.
— Скорее всего, я больше не буду работать у Саваофа Теодоровича, — тихо сказала вдруг Ева как бы самой себе, однако Бесовцев услышал и снова преградил ей путь, на этот раз от недоумения.
— В смысле? Почему?
— Неужели ты не видишь? Я не в себе, — она скользнула прозрачным взглядом по его лицу и остановилась на чём-то позади него — наверное, на небе, в котором ей чудились чьи-то добрые, чистые лица, а может быть, на покрытых густой тёмной листвой деревьях, где жили, по её детским
— Да что ты такое несёшь? Нормально у тебя всё получается.
— Нет, не нормально, — огрызнулась Ева и снова сложила руки на груди, а это всегда был признак плохого настроения. — Давай оценивать объективно: у меня не всё в порядке с головой. Завтра же я иду к психиатру, и если он поставит тот же диагноз, что и несколько лет назад — а я более чем уверена, что он его поставит, — то это мой последний рабочий день у Саваофа Теодоровича.
— А какой диагноз был несколько лет назад?..
— Неважно, — Ева передёрнула плечами, явно показывая, что эта тема ей неприятна, и Бесовцев, который хотел сказать что-то ещё, лишь растерянно закрыл рот.
— А ты сама-то хочешь уходить?
Ева неуверенно замерла, несколько секунд разглядывая узоры на плитке под ногами, а затем медленно ответила:
— Нет, не хочу. Разве только если бы мне разрешалось приходить в гости в любое время и сидеть там целыми днями — тогда да, может быть… А так нет. Не хотелось бы.
Они дошли до развилки дороги и синхронно остановились: Бесовцеву уже пора было идти на встречу с Саваофом Теодоровичем, и, как бы не хотелось Еве пойти вместе с молодым человеком, чтобы повидаться с хозяином дома, она взяла себя в руки и, гордо кинув Бесовцеву на прощание, свернула вместе с Адой на главную аллею, а паренёк быстрым шагом направился в сторону метро.
От утреннего прекрасного настроения Евы не осталось и следа, и теперь оно было ниже плинтуса. На душе скребли кошки, и Ада, по всей вероятности, почувствовав тяжёлое тревожное ожидание, неприятно ноющее где-то в груди своей няни, перестала капризничать и немного успокоилась, переключив своё внимание на окружающий её такой чудесный мир. Ева же, находясь где-то очень глубоко в своих мыслях, только изредка поглядывала на девочку, чтобы та не убегала далеко, но делала это как-то неохотно, скорее «для галочки». Ева всё шла куда-то и шла, не останавливаясь ни на мгновение; она проходила мимо скамеек, качелей и даже детских площадок, хотя Ада хотела немного поиграть на них, но Ева то ли не слышала её тоненького тихого голоса, то ли не хотела слышать, потому что она всё время шла вперёд, понурив голову, и только как-то рассеянно окликивала Аду, когда та отставала от девушки.
Наконец, Ева вдруг остановилась посреди дороги и более осмысленным взглядом обвела то место, в котором они очутились, словно она уже когда-то была здесь и теперь старалась вспомнить. Впрочем, так оно и было: они стояли на высоком холме неподалёку от нескончаемых каменных джунглей, а океан деревьев внизу разрезала грязной рекой тёмно-серая асфальтовая дорога, по которой мчались на полной скорости разноцветные автомобили. Позади Евы как напоминание о том, с чего всё началось, стояла маленькая беленькая часовенка и смотрела на девушку с ребёнком тёплым, немного жалостливым взглядом, иногда поскрипывая на ветру приоткрытой деревянной дверью. Странные чувства были сейчас на душе у Евы: и уныние тугим узлом затянулось где-то в районе солнечного сплетения, и тревожное ожидание беды то и дело всплывало в мыслях короткими, но яркими световыми пятнами, и страх перед неизвестностью давил на грудную клетку своим весом, так что Ева ощущала его почти физически. Теперь к этой смеси эмоций добавилась ещё и ностальгия, потому что в этой маленькой, но не забытой какой-то одной во всём мире душой было так много родного, что Еве казалось, она знала её всю жизнь.