Присаживайтесь, джентльмены !

Хайнлайн Роберт Энсон

Ноулз покачал головой.

– Никакой необходимости в этом нет. Если мы будем сидеть спокойно, нам хватит воздуха на несколько дней.

– Да дело не в воздухе, мистер Ноулз. Вы заметили, как здесь похолодало?

Я давно это заметил, просто не придавал значения. В моем состоянии - а мной владели страх и отчаяние - холод казался чем-то вполне естественным. Теперь я начал об этом задумываться. Когда отключился свет, отключилось и отопление. И теперь будет становиться все холоднее, и холоднее... и холоднее...

Мистер

Ноулз тоже это заметил.

– Ну, ладно. Толстяк. Давай делать по-твоему. Я сел на костюм, пока Конски готовился к операции. Он снял с себя штаны, поймал один шар, раздавил его и обмазал клейкой массой правую ягодицу. А затем повернулся ко мне.

– Ну, птенчик, - давай, снимайся с гнезда.

Мы быстро поменялись местами, потеряв, несмотря на злобное шипение в дыре, лишь небольшое количество воздуха.

Конски ухмыльнулся:

– Ребята, а здесь удобно как в мягком кресле. Ноулз поспешно надел костюм и ушел, унеся с собой фонарь. Мы снова остались в темноте.

Через какое-то время Конски нарушил тишину.

– Джек, есть одна игра, в которую можно играть в темноте. Ты в шахматы играешь?

– Ну да, немного.

– Хорошая игра. Я играл в шахматы в декомпрессионных камерах, когда работал под Гудзоном. Может, поставим по двадцатке для интереса?

– Что? А, давай.

Он мог предложить поставить по тысяче - мне было все равно.

– Прекрасно. Королевская пешка на е-3.

– Ага - королевская пешка на е-4.

– А ты консерватор, да? Ты напоминаешь мне одну девицу, с которой я был знаком в Хобокене...

То, что он о ней рассказал, не имело никакого отношения к шахматам, хотя я доказывало, что в определенном смысле она тоже была консерватор.

– Слон f-4. Напомни, чтобы я рассказал тебе о ее сестре. Похоже, она не всегда была рыжей, но ей хотелось, чтобы люди считали, что она такой родилась. И она... Извини, твой ход.

Я начал думать, но голова у меня шла кругом.

– D-2 - d-3.

– Ферзь f-3. Так вот, она...

Он начал подробный рассказ. Я уже слышал однажды эту историю и сомневался, чтобы подобное когда-нибудь с ним происходило, во своим рассказом он меня несколько приободрил. Я даже улыбнулся в темноте.

– Твой ход, - добавил под конец Конски.

– Ох, - я уже не мог вспомнить положение фигур на доске. И решил подготовиться к рокировке, что в начале игры - всегда достаточно безопасно.
– Конь с-6.

– Ферзь бьет пешку f-7. Шах и мат. С тебя двадцатка, Джек.

– Что? Этого не может быть!

– Давай, повторим ходы, - и он перечислил их один за другим.

Я мысленно провел всю игру заново и только тогда сообразил:

– Ах, черт меня побери! Ты же сделал мне детский мат! Он захихикал:

– Тебе надо было следить за моим ферзем, а не за этой рыжей из

рассказа. Я громко расхохотался.

– У тебя есть в запасе еще какие-нибудь истории?

– Найдутся.
– И Конски рассказал мне еще одну. А когда я попросил его продолжать, сказал; - Думаю, мне надо малость передохнуть, Джек.

Я вскочил с места.

– Все в порядке, Толстяк?

Он не отзывался, и мне пришлось искать его на ощупь. Когда я коснулся его лица, оно было холодным, а сам он молчал. Прижав ухо к груди, я услышал слабое сердцебиение, но руки и ноги его были словно изо льда.

Конски примерз к дыре, и я изрядно намучался, прежде чем оттащил его в сторону. Я нащупал корку из льда, хотя понимал, что скорее всего это замерзшая кровь. Я попытался привести его в чувство и тут же принялся растирать, но остановился, услышав доносившееся из дыры шипение. Я сорвал с себя брюки, потом мне пришлось понервничать, прежде чем я отыскал в темноте дыру, а когда я ее нашел - сел, плотно закрыв ее правой ягодицей.

Было ощущение, будто я сел на мощный ледяной насос. Затем тело словно обожгло. А через некоторое время я уже не чувствовал вообще ничего - кроме холода и тупой боли.

Где-то вспыхнул свет. Помигал и снова погас. До меня донесся лязг двери. И я что было сил закричал.

– Ноулз!
– орал я.
– Мистер Ноулз!

Фонарик снова замигал.

– Иду, Джек...

– Вам удалось...- громко зарыдал я.
– Вам удалось...

– Нет, Джек. Я не смог пройти следующую секцию. А когда я добрался назад к гермодвери, то потерял сознание.
– Он остановился, чтобы перевести дыхание.
– Там воронка.
– Фонарик перестал мигать и ударился о пол.

– Помоги мне, Джек, - странным голосом произнес он.
– Разве ты не видишь, что мне нужна помощь? Я пытался...

Я услышал, как он споткнулся и упал. Я позвал его, но он не ответил.

Я попытался встать, но мне это не удалось - я застрял как пробка в бутылке...

Я пришел в себя, лежа лицом вниз, - подо мной была чистая простыня.

– Ну как, получше?
– спросил кто-то. Это был Ноулз, одетый в пижаму и стоящий возле моей постели.

– Вы мертвы, - ответил я.

– Ничуть, - усмехнулся он, - Они вовремя добрались до нас.

– Что произошло?
– Я смотрел на него, не веря своим глазам.

– Как мы и думали - взрыв ракеты. Беспилотная почтовая ракета потеряла управление и врезалась в туннель.

– А где Толстяк?

– Здесь!

Я повернулся и увидел Толстяка, лежавшего на животе, как и я.

– С тебя двадцатка, - весело сказал он.

– С меня...
– Я обнаружил, что у меня без всякой причины текут слезы, - Ладно, с меня двадцатка. Но чтобы получить ее, тебе придется приехать за ней в Де-Мойн.