Пришельцы
Шрифт:
Заремба хлопнул по плечу одного из оперативников и указал на акваланг. Тот сбросил одежду и стал навешивать на себя снаряжение. Из вертолета выбросили лестницу и снизились на ее длину. Оперативник довольно помахал рукой, – мол, повезло, искупаюсь! – и начал спускаться.
Что-либо рассмотреть под водой из-за кипящей ряби стало невозможно. Заремба ждал, когда покажется водолаз, и начинал нервничать; если кто видит их, подумает: с чего это вдруг пожарники так заинтересовались озером и вот уже пять минут висят над водой? Лучше бы приземлиться и запустить аквалангиста с берега, меньше бы вызвало подозрений. Наконец
– Кошмар! – крикнул он, утирая воду с лица. – Такое купание, мать его!..
– Что там? – спросил Заремба, наклоняясь к его уху.
– Боевая машина пехоты! Бортовой номер двести сорок один. Та самая! Ужас!
– Ну, говори!
– Я внутрь залез. Задние двери не заперты. А там – четыре скелета плавают, в одежде. Кости на сухожилиях еще болтаются. Заремба дал знак пилотам посадить машину. Вертолетчики выбрали площадку на отлогом берегу и приземлились, выключили двигатели.
– Они что, провалились под лед? – спросил Заремба больше сам себя.
– Если бы провалились, хоть кто-нибудь бы попытался выплыть, – устало сказал аквалангист. – Дверь-то не на запоре, а так, прихлопнута.
– Пьяные были…
– Офицеры, может, и пьяные были. Но вряд ли поили бы солдата-водителя. Ион почему-то не на своем месте, а в пехотном отсеке. Все четверо там.
– Будем поднимать, – решил Заремба. – Накачивайте лодку, берите чехлы от двигателей. И вперед.
– Может, специальную бригаду… – начал было опер-аквалангист, однако полковник побагровел.
– Сами полезете! Бригаду… Пока бригада летит, здесь и БМПэшки не будет.
Ничего, вы мужики, потерпите. И чтобы ничего не пропало.
Опера накачали резиновую лодку, погрузились и поплыли к середине озера. Заремба связался по радио с поисковой группой, в составе которой был медик, уговорились, в какую точку выйти, чтобы взять его на борт. Пока доставали, погибших из БМП, он взял автомат, бинокль и забрался на сопку, подступавшую вплотную к озеру. Там он выбрал удобную позицию, залег и стал рассматривать прилегающую территорию – вершины сопок, большие деревья, развалы камней, где мог укрыться наблюдатель.
Вроде бы ничего подозрительного, ни одной живой души…
То, что самолет и БМП оказались в одном озере, не было случайностью. Где-то рядом была зона повышенного интереса «драконов», и кто попадал в нее либо становился свидетелем их дел, действий, подписывал себе смертный приговор. Лысая сопка, на которую выбросили пожарный десант, находилась неподалеку, в десятке километров от озера. «Драконы» знали, чей это самолет, кто в нем находится, и как бы разделили его экипаж, заставив парашютистов прыгнуть на «пожар», а пилота и летнаба загнали в озеро. Если бы Ситников не испугался и не прыгнул, исчезновение АН-2 до сих пор бы оставалось загадкой. Точно так же они разделили людей, бывших на борту вертолета МИ-2: «новых русских» и пилотов с егерем. В этой избирательности угадывался определенный смысл – им не нужны были летчики.
Если это так, то можно предположить, что пожарники-парашютисты живы и могут в любое время объявиться и всей командой загреметь в психбольницу. Правда, их «космический полет» подзатянулся на три года, тогда как «новые русские» вернулись уже через пять месяцев…
И пока
Заметив, что лодка пошла к берегу, Заремба спустился к вертолету, так и не обнаружив никакой слежки. Оперативники спустили воздух из лодки и подтащили ее волоком, намереваясь погрузить в машину. На дне лежали останки погибших офицеров и солдата – полупустые, скомканные бушлаты, ватные армейские брюки и валенки, набитые костями. Нашлось и их оружие: автомат АКМ и два карабина СКС с пустыми магазинами. Трудно поверить, что охотники ездили с незаряженным оружием и, скорее всего, расстреляли все патроны, поскольку у карабинов затворы оказались в отведенном положении; это означало, что в магазине кончились боеприпасы…
Лодку погрузили в вертолет, поднялись в воздух и взяли курс на точку, где условились подхватить на борт медика.
Через семь минут полета командир экипажа жестом позвал Зарембу в пилотскую кабину.
– Что-то не в порядке с машиной! – доложил он. – Отказывают приборы. Придется идти на вынужденную!
У полковника ознобило затылок и заныла старая язва в желудке.
– Двигатели тянут? – спросил он.
– Тянут, но приборы…
– Плевать на твои приборы! – крикнул Заремба. – Пока тянут – вперед. И как будто ничего не случилось.
– Есть, – неуверенно ответил командир, побелевшей рукой смахивая пот со лба.
Заремба пристроился в кабине между креслами пилотов и даже его непосвященному в летное дело глазу стало жутковато смотреть, как пляшут или вовсе стоят на нулях стрелки, как кувыркается самолетик авиагоризонта и мигают какие-то красные контрольные лампы. Еще через девять минут сработала пожарная сигнализация обоих двигателей. Командир экипажа с вопросительной тоской обернулся к полковнику, однако тот отрицательно мотнул головой и махнул рукой – вперед! Несмотря ни на что, двигатели работали с ровным, привычным воем, вибрация была в норме, машина хорошо слушалась рулей.
– Радиосвязи с базой нет! – доложил второй пилот. – Сплошные помехи.
– Хрен с ней, со связью! Вперед! В следующие четыре минуты ничего не изменилось.
Заремба, как завзятый штурман, на глаз прикидывал курс и знаками указывал командиру направление. До точки, где ждал медик, оставалось еще минут десять полета, когда второй пилот скинул наушники и схватился за голову.
– Что? Что?! – зарычал на него полковник.
– Голова!.. Сильные боли в затылке.
– Терпи!
Пилот взял ручку шаг-газа, закусил губу, но глаза лезли из орбит. У командира, похоже, было то же самое состояние, но он справлялся с собой, резко выдыхая через вздутые и побелевшие крылья носа. Заремба тоже ощутил тяжесть в затылке, эдакий «похмельный синдром», уже знакомый и испытанный в Долине Смерти..
– Смотрите, товарищ полковник! – командир указал влево. – Площадка хорошая.
Может, сядем?
Слева по курсу среди сопок и в самом деле оказалась хорошая травянистая площадка, скошенный луг, с высоты напоминающий подстриженный английский газон.
На краю его стоял большой крестьянский дом типичной северной архитектуры и бродили четыре черно-пестрых коровы. Мирная, идиллическая картинка…
– Давай, – махнул Заремба и в следующий миг заорал:
– Отставить! Отставить!