Пришла пора
Шрифт:
– У вас?! – изумилась девушка. – Вы с ней приехали?..
– Нет. Она, как мне кажется, здесь в Петербурге живёт. Вероятно, с весны.
– Кажется?.. С весны? Её имя?
– Ольга Кречевская-Хаслунд.
– Я свяжусь с полицией…
– С полицией?
– Да… Слушания начинаются… Я вас найду…
…Антон сидел в полузаполненном (полупустом) зале, слушал чей-то доклад на английском языке, делал пометки в дорогом делегатском блокноте, зевал, менял позы в неудобном кресле… Томился.
– Профессор
Он встал. Перед ним была девушка из офиса.
– В полиции спрашивают – есть ли у вашей матери телефон…
– Да, конечно… Но он не отвечает.
– Это неважно. Телефон американский?
– Нет… Вероятно, французский.
– Напишите номер.
– Но он не отвечает.
– Это неважно… Они его будут пеленговать… Это потребует времени.
Антон переписал из своего айфона номер матери, вырвал листок из делегатского блокнота…
– Профессор, у меня к вам есть ещё одно дело… Точнее – просьба…
– Чем могу быть полезен? – улыбнулся Антон и надел очки.
– Меня зовут Динара, – слегка нараспев представилась девушка, – Динара Азизи. Я здесь волонтёром… А вообще-то я из Майданакской обсерватории, в горах Узбекистана… Но стажируюсь в Пулкове. Наш астрофизический молодёжный центр хочет устроить с вами встречу… Повторите, пожалуйста, полное имя вашей матери.
– Ольга Николаевна Кречевская-Хаслунд-Дашкова… – Антон педантично перечислил все личные данные матери.
– Но ведь я через два дня уплываю, – усомнился Антон. – Вряд ли наша встреча получится…
– Жалко… – сказала грустно Динара.
Вечер этого дня пребывания в Петербурге закончился для брата и сестры Хаслунд скучно и нерезультативно. Они провели его вдвоём в соседнем с Манежем ресторане «Строганов Стейк-Хаус» на Конногвардейском бульваре.
Екатерина Дашкова к этому времени была уже опытной «рестораторшей». У неё за спиной – работа официанткой в школьные французские годы, и стояние за барной стойкой, была она и метрдотелем. Её школьный товарищ французский алжирец Жан-Пьер Мохамед Таруи – своей арабской ремонтно-строительной бригадой помог ей перестроить первый этаж их дома на берегу Па-де-Кале и открыть там кафе «Бистро» на русский манер.
В этот вечер в Петербурге, сидя в огромном зале «Строганова», Катя с братом решили попробовать настоящие русские пельмени. Получилось дорого и невкусно. Краснодарское вино пахло пробкой. Ресторан был почти пустой и полутёмный, заполненный, главным образом, делегатами Астрофизического симпозиума.
– Что тебе сказали на симпозиуме про маму?
– Они будут её пеленговать.
– Что значит «пеленговать»?
– По номеру телефона, который я им дал. Завтра в полиции дадут ответ.
– Это же можно было сделать раньше! Эх, Антон-Антон! Я сойду с ума…
– Десерт? – Антон взял в руки карту ресторана.
– Пойдём
Они вышли на свежий воздух. Ничто не радовало Катю. Ни громада Исаакиевского собора, ни Медный всадник, ни панорама правого берега Невы с Университетом, за которым трещали и сыпались беспорядочные фейерверки со стрелки Васильевского острова… Не радовал ни изящный дворец Меншикова, ни величие Академии художеств.
– Пойдём спать… – повторила она свою просьбу.
– Только имей в виду, – сказал старший брат своей сестре. – Ты в Петербурге впервые… Сейчас здесь белые ночи. Метеорологи их называют «гражданскими сумерками»… Возможно расстройство сна, тревожное состояние, потеря «чувства времени», ложись сразу и плотно задерни шторы…
…Утро следующего дня, от которого брат и сестра Хаслунд ждали лишь сведений о своей матери, не предвещало лично им никаких неожиданностей и крутых поворотов в жизни. Но они случились. Вот как это было.
…Катя в одиночестве подходила к дому в стиле «северный модерн» – теперь ей знакомы и дорога, и само здание с несколькими дворами и сквозными арками.
Она поднялась пешком по кафельной лестнице, позвонила в знакомую, плохо покрашенную дверь. Стала ждать…
Девочка лет десяти с трудом открыла замки, удивлённо обнаружив на площадке Катю.
– Здравствуй, как тебя зовут? – спросила Катя.
– Тоня.
– Тонюшка? А меня Катя… Позови дядю Ивана.
– Он в подсобке.
– А что такое «подсобка»?
– Это мастерская в среднем дворе… Рядом.
Полуподвальную мастерскую (бывшая прачечная) можно было угадать сразу – по вспышкам электросварки в низких окнах у самой земли и дверном проёме.
Катя туда вошла. Было дымно. Пахло горелой железной окалиной.
Сварка остановилась.
Стоя посреди подсобки, в окружении труб, фаянса, проволоки и электроприборов, Катя смотрела на Ивана, откинувшего на затылок сварочную маску, восхищёнными глазами.
– Мой дедушка тоже ремонтировал водяные трубы, – сказала Катя. – Когда они с бабушкой гостили у нас в Санта-Монике, он всё время что-то чинил, учил местных чёрных… Звали его Николай Иванович.
– А я – Иван Александрович! – засмеялся молодой человек. – Чем могу?..
– Скажите, Иван, стихи писать трудно?.. Ваше произведение мне так понравилось! Я впервые в жизни увидела живого поэта. Научите… Хочу попробовать.
– «Поэта» – это громко сказано… Не советую… – он вдруг стал совершенно серьёзным. – Стихи легко получаются, когда плохое настроение или жизнь трудная, не удалась… А у тебя…