Прислуга
Шрифт:
— Что ж, пока мы ждем, у меня есть новость, — говорит Элизабет, и я узнаю это выражение лица, этот заговорщический кивок, рука прижата к животу… — Я беременна, — улыбается она, но губы чуть подрагивают.
— Чудесно! — восклицаю я. Откладываю карты, касаюсь ее плеча. Она и вправду готова расплакаться. — Когда срок?
— В октябре.
— Очень хорошо, как раз пора, — обнимает подругу Хилли. — Мэй Мобли уже подросла.
Элизабет со вздохом закуривает. Смотрит на свои карты.
— Да, мы все рады.
Мы играем несколько партий для разминки, Хилли
— Если будет мальчик, то, конечно, Рэйли.
Хилли рассказывает об избирательной кампании Уильяма. В следующем году он намерен баллотироваться в сенат штата, хотя и не имеет политического опыта. Я рада, когда Элизабет велит Эйбилин подавать закуски.
Эйбилин приносит заливное, и Хилли обращается к ней:
— Эйбилин, я привезла вам старое пальто и узел всякой одежды из дома миссис Уолтер. После ланча сходите к моей машине и заберите, хорошо?
— Да, мэм.
— Не забудьте. Я не собираюсь возить это еще раз.
— Как это мило со стороны мисс Хилли, правда, Эйбилин? — вступает Элизабет. — Заберите одежду сразу же, как мы закончим.
— Да, мэм.
Разговаривая с чернокожими, Хилли повышает голос на добрых три октавы. Элизабет улыбается, будто обращается к ребенку, не собственному, разумеется. А я, похоже, начинаю замечать подобные детали.
К тому моменту, как является Лy-Анн, мы покончили с креветками в панировке и переходим к десерту. Хилли на удивление снисходительна. В конце концов, Лу-Анн опоздала из-за поручений Лиги.
Еще раз поздравив Элизабет, иду к своей машине. Эйбилин на улице собирает тряпье: поношенное пальто 1942 года и старую одежду, которую Хилли по каким-то причинам не захотела отдать своей служанке, Юл Мэй. Подходит Хилли, протягивает мне конверт:
— Для следующего бюллетеня. Ты ведь поместишь это для меня?
Я киваю, Хилли направляется к машине. Эйбилин, открывая дверь черного хода, бросает на меня вопросительный взгляд. Отрицательно мотаю головой, одними губами произношу «Нет». Она чуть заметно прикрывает веки и возвращается в дом.
Вечером работаю над информационным выпуском, хотя с большим удовольствием занималась бы историями прислуги. Просматриваю заметки с последнего совещания Лиги, затем перехожу к конверту от Хилли. Внутри только один листок, исписанный витиеватым почерком.
Хилли Холбрук представляет «Инициативу по обеспечению домашней прислуги отдельным санузлом». Как меру по предотвращению заболеваний. Малобюджетная установка в вашем гараже или сарае — для домов, лишенных такой важной детали.
Дамы, знаете ли вы, что:
– 99 % болезней цветных переносятся уриной
– Почти все заболевания чернокожих смертельно опасны для белых, потому что у нас нет иммунитета, который содержится в их темном пигменте
– Некоторые бактерии белых тоже могут быть опасны для цветных
Защитите себя. Защитите своих детей. Защитите свою прислугу.
От имени семьи Холбрук мы призываем вас — присоединяйтесь!
В кухне звонит телефон, и я, спотыкаясь, лечу
— Резиденция мисс Шарлотты.
Я готова испепелить взглядом бедную маленькую Паскагулу, но тут она произносит:
— Да, мэм, она здесь, — и протягивает мне трубку.
— Евгения слушает, — торопливо отвечаю я. Папа в поле, мама в городе на приеме у врача, так что я могу устроиться за кухонным столом.
— Это Элейн Штайн.
— Да, мэм. Вы получили мое письмо?
— Да, — отвечает она, и несколько секунд в трубке слышно только ее дыхание.
— Эта Сара Росс… Мне понравились ее рассказы. Она, конечно, любит кветч, [29] но не бьет на жалость.
Я молча киваю. Понятия не имею, что такое «кветч», но, должно быть, что-то хорошее.
— Но я по-прежнему считаю, что книга, состоящая из интервью… обычно не идет. И не беллетристика, и не документальный роман. Возможно, это называется антропологией, но уж слишком жуткая категория.
— Но вам… понравилось?
— Евгения, вы видели обложку журнала «Лайф» на этой неделе? — Слышно, как она выдыхает сигаретный дым прямо в трубку.
29
Kvetch — ныть, жаловаться, плакаться на жизнь (идиш).
Я не видела обложек «Лайф» уже больше месяца, слишком занята была.
— Мартин Лютер Кинг, дорогуша. Он объявил марш на Вашингтон и призвал всех негров Америки присоединиться к нему. И всех белых, коли на то пошло. Негры и белые не объединялись для общего дела со времен «Унесенных ветром».
— Да, я слышала об этом… событии, — соврала я. Ну почему я не читала газет на этой неделе! Теперь кажусь полной идиоткой.
— Мой вам совет — пишите, и пишите быстро. Марш состоится в августе. Вы должны закончить работу к новому году.
У меня перехватывает дыхание. Она предлагает мне писать! Она говорит, что…
— Вы хотите сказать, что опубликуете это? Если я смогу написать к…
— Ничего подобного я не говорила, — резко бросает она. — Я прочту. Каждый месяц я просматриваю сотню рукописей и почти все отклоняю.
— Простите, я… я напишу. И все закончу к январю.
— Да, четырех или пяти интервью недостаточно для книги. Нужно не меньше дюжины, а то и больше. Полагаю, у вас есть возможность это устроить?
С досадой кусаю губы.
— Да… вполне.
— Ну и отлично. Принимайтесь за дело. Пока тема гражданских прав еще актуальна.
Вечером спешу к Эйбилин. С собой у меня еще три книги из ее перечня. Спина болит от сидения за пишущей машинкой. Я составила список всех, у кого есть прислуга (а это вообще все мои знакомые), с именами их служанок. Но некоторых имен я не помню.
— Господи, спасибо! Только взгляните, — улыбается Эйбилин, открывая первую страницу «Уолдена», как будто ей не терпится начать читать прямо сейчас.