Пристрастие к смерти
Шрифт:
Кинастон ответил не сразу, оба понимали важность вопроса.
— После первого пореза, полагаю, да, — сказал он наконец.
— Но хватило ли бы ему сил убить Харри?
— После того как он уже надрезал себе шею? Опять же после первой поверхностной раны, думаю, этого нельзя исключить. Не забывайте, что он находился в сверхвозбужденном состоянии. Удивительно, откуда у человека в такой момент берутся силы. В конце концов, мы ведь предполагаем, что Харри пытался ему помешать покончить с собой. Едва ли в такой момент человек способен мыслить здраво. Но уверенности у меня нет. И ни у кого не может быть. Ты требуешь невозможного, Адам.
— Этого я и боялся. Но все как-то уж больно аккуратно сходится.
— Или тебе хочется
— Судя по положению тела, он скорее всего сидел на краю кровати. Допустим, его убили, допустим, что убийца прошел на кухню; тогда он мог оттуда незаметно прокрасться обратно и напасть на Бероуна сзади: удар по голове, шнур на шею. Или он схватил его за волосы, оттянул голову назад и сделал глубокий разрез. А остальные два, которые должны были выглядеть как «пробные», нанес потом. Значит, нам необходимо искать какие-либо отметины под разрезами или шишку на затылке.
— Шишка есть, — сообщил Кинастон, — но она маленькая и может быть следствием удара об пол при падении. Точно мы это узнаем после вскрытия.
— Другая версия состоит в том, что убийца сначала сбил его с ног, отключил, потом пошел в кухню, разделся и вернулся, чтобы покончить с Бероуном раньше, чем тот успеет прийти в себя. Но эта версия вызывает очевидные возражения. Убийце пришлось бы очень тщательно рассчитать силу удара, и в любом случае такой удар оставил бы шишку покрупнее.
— Однако эта версия вызывает меньше возражений, чем предыдущая: если бы убийца с самого начала вошел полуголым и с бритвой в руке, Бероун оказал бы сопротивление, а следов борьбы не видно.
— Он мог не прореагировать сразу от неожиданности, — возразил Дэлглиш. — Мог ожидать возвращения посетителя из кухни именно в таком виде. Наконец, тот мог прокрасться на цыпочках по внешнему проходу и войти через основную дверь. Кстати, судя по положению тела, это предположение весьма правдоподобно.
— Значит, ты предполагаешь умысел? По-твоему, убийца знал, что под рукой у него окажется бритва?
— О да. Если Бероуна убили, то убийство было преднамеренным. Но я всего лишь теоретизирую, не имея пока фактов, — непростительный грех для профессионала. И тем не менее есть во всем этом какая-то натяжка, Майлс. Все слишком уж очевидно, слишком подогнано.
— Я сделаю предварительный осмотр, и тела можно будет увозить. Обычно первое, что я делаю на следующее утро, это составляю отчеты о вскрытии, но в больнице моего возвращения ждут не раньше понедельника, и секционная до половины четвертого будет занята. Твою команду это устроит?
— Для нас чем скорее, тем лучше.
Что-то в голосе Дэлглиша насторожило Кинастона.
— Ты его знал? — спросил он.
Это будет возникать постоянно, подумал Дэлглиш: «Ты его знал… ты эмоционально пристрастен… ты не хочешь, чтобы он оказался безумцем, самоубийцей, убийцей».
— Да, я его знал, — произнес он вслух.
— Что он тут делал?
— Ранее здесь, в этой комнате, он пережил некий религиозный квазимистический опыт. Возможно, надеялся повторить его и попросил у приходского священника разрешения провести тут ночь. Никаких объяснений не дал.
— А Харри?
— Похоже, Бероун впустил его. Может, нашел спящим на крыльце. Говорят, Харри терпеть не мог находиться в помещении вместе с другими людьми. Есть свидетельство, что он собирался спать в другой комнате — в главной ризнице.
Кинастон кивнул и вернулся к привычной рутине. Дэлглиш не стал ему мешать и вышел. Пока Кинастон не закончит, ему здесь делать нечего. Наблюдая за бесцеремонным обращением с ранами на трупе, за приготовлениями к последующей хладнокровной научной жестокости, он чувствовал себя неловко, как соглядатай. Его всегда интересовало, почему этот процесс казался ему более оскорбительным и мерзким, чем само вскрытие. Может быть, потому, что слишком мало времени проходило
Он прошел в церковь и сел на стул напротив статуи Богородицы. Гигантский неф опустел. Отец Барнс ушел домой в сопровождении полицейского констебля, предварительно с готовностью опознав кружку: Харри часто приносил ее с собой, когда ночевал на церковном крыльце. Священник искренне хотел помочь и с промокашкой — чуть ли не до рези в глазах вглядывался в нее и в конце концов сказал, что черных отпечатков, кажется, действительно не было, когда он видел ее в понедельник, но он не уверен.
Дэлглиш наслаждался выпавшими ему минутами спокойного размышления. Запах ладана сгустился, но Дэлглишу казалось, что к нему примешивается другой, тошнотворно-зловещий. И тишина не была абсолютной. За спиной у него раздавались то шаги, то голоса, спокойные, уверенные и неторопливые — это работали профессионалы. Звуки казались очень отдаленными и в то же время были различимы, как мышиная возня за плинтусом, словно какое-то тайное темное дело творилось там. Он знал, что скоро два тела будут аккуратно упакованы в пластиковые мешки, ковер тщательно свернут, чтобы сохранить улики, особенно то важное пятно высохшей крови. Вещественные доказательства, найденные на месте преступления — бритву, хлебные и сырные крошки из большой ризницы, волокна ткани с одежды Харри и ту единственную обгоревшую спичку, — разложенные по пакетам и снабженные бирками, перенесут в полицейскую машину. Ежедневник он пока оставит у себя — тот понадобится ему, когда он поедет на Камден-Хилл-сквер.
У ног Богородицы с младенцем стоял кованый железный канделябр с тремя рядами залитых воском гнезд для свечей, из которых торчали лишь черные фитили. Дэлглиш инстинктивно нащупал в кармане десятипенсовую монету и опустил в ящик для пожертвований. Она звякнула неестественно громко. Он почти ожидал, что вот-вот рядом возникнут Кейт или Массингем, молча, но с любопытством наблюдающие за нетипичным проявлением сентиментального чудачества своего шефа. К канделябру цепочкой был приделан держатель для спичек, похожий на тот, что имелся в кухне. Дэлглиш взял маленькую свечку и, чиркнув спичкой, поднес огонь к фитильку. Казалось, тот разгорался необычайно долго. Наконец язычок пламени стал ровным и прозрачным. Адам воткнул свечку в гнездо, снова сел и уставился на огонек, который, медленно гипнотизируя, погружал его в мир воспоминаний.
9
Это случилось чуть больше года назад, но казалось, что гораздо раньше. Они оба участвовали в семинаре по судебным приговорам в одном из университетов на севере страны — Бероун официально открывал его краткой речью, Дэлглиш представлял интересы полиции — и ехали туда на поезде в одном купе первого класса. В течение часа в начале пути Бероун со своим личным секретарем работал над документами, Дэлглиш же, тщательно изучив повестку дня, принялся перечитывать «Как мы теперь живем» Троллопа. Когда последняя папка заняла свое место в кейсе, Бероун посмотрел на него, и по его взгляду стало ясно, что ему хочется поговорить. Молодой чиновник с тактом, несомненно, сулящим ему высокий карьерный взлет, испросив у господина министра разрешения пообедать, если он ему в данный момент не нужен, исчез. И у Бероуна образовалось два свободных часа для вольной беседы.