Приступить к ликвидации
Шрифт:
– Как сказать. Вы мне ответьте на вопрос.
– У меня есть друг, ну жених, если вы хотите. Он артист в Москонцерте.
– Это он?
– Муравьев показал на фотографию.
– Да. Ему шрифт нужен для нового спектакля.
– Вы любите театр?
– Обожаю.
– Хотите стать актрисой?
– Очень. Весной Олег устроит меня в театральную школу, он говорит, что у меня талант.
– Охотно верю ему, - усмехнулся Муравьев.
Девушка была прелестная. Синеглазая,
– А как фамилия Олега?
– Гостев.
– Вы бывали у него дома?
– Нет. Он приходит ко мне.
– А где он живет?
– Не знаю. Я у него паспорт не спрашивала. Я же женщина, товарищ милиционер, а не комендантский патруль.
– Вы говорите, он ваш жених, и вдруг ничего о нем не знаете?
– Товарищ милиционер, - Лена улыбнулась, - он же не хулиган и не жулик. Почему он вас заинтересовал?
– Допустим, что так. Но шрифт, который вы ему передали, найден у человека, совершившего убийство.
Лена начала медленно бледнеть, отчего глаза ее, казалось, стали еще больше.
– Не может быть!
– К сожалению, это так. Мы ни в чем не обвиняем вашего друга. Но, сами понимаете, время военное.
– Но я...
– Как нам его найти, Лена?
– твердо спросил Игорь.
– Он мне сказал, что разошелся с женой, актрисой. Истеричкой и дурой, но вынужден пока жить с ней в одной квартире. Он мне оставил телефон своего друга.
– Номер?
– Ж-2-45-48. Соломон Ильич.
– Леночка, когда вы договорились встретиться с ним?
– Он просил еще несколько литер, я обещала позвонить.
– Вы поедете с нами.
– Вы меня арестовали?
– В голосе девушки послышался ужас.
– Нет, пока пригласили в милицию.
– А как же работа?
– Вас подменят. Мы, если вы не возражаете, захватим с собой фотографию вашего жениха.
БЕЛОВ
Кочан сидел посреди комнаты, мрачной и длинной, как пенал. На покрытой засаленным тряпьем кровати лежала стонущая старуха.
– Ой, нет совести у вас, - подвывала она, - обижаете сироту...
Оперативники обыскивали комнату, в углу застыли понятые: дворничиха и сосед из квартиры напротив. Он пришел прямо с улицы, и снег на валенках начал подтаивать, растекаясь по полу маленькими лужами.
– Сироту не жалеете, - стонала старуха, - я немощная... Матка его на трудфронте... Папка от немецкой пули погиб...
– Ты молчи лучше, Севостьянова. Молчи, - устало оборвал ее Кузин, мамка его за спекуляцию сидит... А сынок твой, Витя Севостьянов, в сорок первом погиб в Зоологическом переулке, когда на третий этаж в пустую квартиру лез... Знатного ты домушника вырастила, Севостьянова.
– Тебе бы оговорить старуху немощную...
Белов
Сергей глядел на него и думал о том, сколько таких Толиков Севостьяновых выбросила на улицы война. И как долго придется ему и его товарищам переделывать этих пацанов, рано узнавших вкус табака и водки, полюбивших легкие, лихие деньги.
– Слышь, Толик, - сказал Кузин, - где товар?
– Нету у меня ничего, - буркнул Кочан, - нету как есть.
– Вы на чердак сходите, - сказал мужчина-понятой, - он туда что-то часто лазает.
– Сука, - выдавил Толик.
– Ты меня не сучи, сопляк, и глазами не зыркай, я всю жизнь у станка, а ты, как и твой папаша распрекрасный, на краденое живешь.
– Сам покажешь?
– спросил Кузин.
– Ищи, начальник, тебе казна за это платит.
– Дурак ты, Толик, - беззлобно ответил Кузин.
– В блатного играешь. Фасон давишь. Вспомнишь еще мои разговоры когда-нибудь. Никакой ты не блатной, а так - пена.
Минут через десять оперативники принесли в комнату несколько бумажных упаковок папирос, ящик водки и пол-ящика шоколада.
– Да у него целый гастроном, - ахнула завистливо дворничиха.
Милиционер, писавший протокол обыска, начал пересчитывать бутылки, пачки папирос, шоколад. Книжки со стихами нашли за иконой, их было пять штук.
– Где деньги, Севостьянов?
Парень молчал, глядя куда-то поверх головы Белова.
– Так, гражданка Севостьянова, - сказал Кузин, - вставайте.
– Зачем?
– спросила внезапно старуха хрипло и резко.
И Белову показалось, что говорит кто-то вновь пришедший, так непохожи были голос и интонация на скорбный старушечий плач.
– Кровать обыщем.
– Я хворая, нет у вас такого права.
– Есть, Севостьянова, есть.
– Кузин подошел к кровати.
– Я встать не могу.
– Ты мне лапшу на уши не вешай, Севостьянова, хворая. А кто вчера водкой торговал, не ты?
– В голосе Кузина зазвенели резкие нотки.
– Вчера не сегодня, начальник.
– Не встанешь - поднимем.
Старуха вылезла из-под одеяла и, на удивление Белова, оказалась в стеганых ватных брюках и толстом свитере.
– Бери, гад.
– Она плюнула и отошла в угол.
– Так-то оно лучше.
Кузин подошел к кровати, скинул одеяло, поднял второе, лежащее на матрасе. Под ним были деньги.
– Ты что, Севостьянова, думаешь, это все? Сейчас мы выйдем, а наши девушки тебя обыщут. Не зря ты ватные штаны натянула. Пошли, Белов.