Присяга леди Аделаиды

Вуд Генри

— Не назад! Не назад! — повторял я. — Вперед! Вперед! — Голова моя была отуманена от ушиба, рука и бок сильно повреждены, но мои настоятельные просьбы исполнили и отправились вперед. Я не хотел, чтобы яхта останавливалась где-нибудь, я не хотел, чтобы Монктон написал.

— Пусть они думают, что я умер, — сказал я ему.

— Но зачем же?

— Зачем? Как вы можете спрашивать это? Зачем мы говорим в запальчивости сумасбродные вещи? Мне казалось, что весь свет отвернулся от меня, и моей горечи — моему эгоизму, если хотите, было приятно отомстить за это.

— Но уехать таким образом! — прошептала

она с упреком, думая, что он мог избавить ее от страданий целой жизни.

— Эта ночь была переворотом в моей жизни так же, как и в вашей, — выразительно отвечал лорд Дэн. — Она открыла мои глаза на то обстоятельство, что она, которую я одну любил на свете, насмехалась надо мной, что когда ее стрелы насмешки или отвращения бросались в меня, она сохраняла любовь своего сердца для Герберта Дэна. Он хвастался этим, когда мы дрались. Забыть все казалось мне самым благоразумным поступком, какой я мог сделать. Может быть, я был слишком романтичен, чтобы наслаждаться тем минутным огорчением, которое моя предполагаемая смерть могла возбудить в леди Аделаиде, и для меня самого Англия вдруг стала ненавистной.

Как ненавистен прошлый обман был для нее теперь, знала она одна — ненавистен и постыден.

— Я никогда не предполагал, чтобы не видали и, следовательно, не знали, что я был взят на яхту, — продолжал лорд Дэн. — Таким образом, я был спокоен относительно неизвестности моей участи для моего отца и моей матери, и они могли ждать писем от меня. Когда мы доехали до конечного пункта путешествия, я был в продолжительной нервной лихорадке, лишившей меня и душевных и телесных сил.

— Я напишу им, когда выздоровлю, — сказал я Монктону, и запретил ему писать. Болезнь лишила меня сил на несколько месяцев и происходила, как я полагаю, от ушиба головы и от сердечного разочарования. Я откладывал письмо время от времени, как только может откладывать больной; они мне не писали и я им не писал. Это было очень дурно с моей стороны, и я жестоко был за это наказан. В одну ночь, по прошествии нескольких месяцев, я видел во сне отца и мать. Наутро меня поразила мысль, что я поступаю дурно, что мое молчание — не что иное, как непростительная неблагодарность.

— Я напишу сегодня, — сказал я, и стал писать. На половине первой страницы ко мне вошел один знакомый с лондонской газетой в руках.

— Я боюсь, что тут есть кое-что, касающееся вас, Дэн, — сказал он. Я взял газету и прочел о смерти моего отца и моей матери.

— Обоих? Они умерли не в одно время.

— Обоих. В статье говорилось только о смерти лорда Дэна, моего отца, но упоминалось также, как мало прошло времени после смерти его жены. В конце только в двух словах говорилось о вступлении в титул «Джоффри, барона Дэна», и, разумеется, я принял его за моего брата. Я тотчас написал, и не получил ответа.

Леди Аделаида быстро подняла голову.

— Да, я не получил ответа. Это рассердило меня. Я предполагал, что Джоффри еще не забыл нашей братской вражды, и я предоставил ему, так сказать, не забывать о ней. У меня не было никакой охоты получить известие из Англии, я не имел с ней никаких сношений и провел целые годы в отдаленных странах Нового Света, не воображая, что глава фамилии —

мистер Герберт. Воспоминание обо мне не могло быть для него приятным, — заключил лорд Дэн после минутного размышления.

Леди Аделаида покачала головой.

— Другие удивлялись, зачем он уехал за границу, когда вступил во владение, и оставался там несколько лет. Я могла бы сказать им, что вид этого места был для него нестерпим.

— Да, — отвечал лорд Дэн. — Он, может быть, чувствовал себя безопаснее вне британских законов. Боязнь, что откроется то, что он был действующим лицом ночной сцены, противником Гэрри Дэна, должна была доставить ему слишком много бессонных ночей. Приговор коронера был: «Умышленное убийство».

Наступило молчание; казалось, что леди Аделаида никогда не будет в состоянии оправиться от своей тоски.

— Герберт получил мое письмо — то, которое я писал к Джоффри? Оно было адресовано лорду Дэну.

— Ничего не знаю. После той ночи я почти не имела с ним никаких отношений, буквально после той ночи. Должно быть, он не получал.

— Почему вы так думаете?

— Потому что узнать, что вы живы, должно было доставить ему величайшее облегчение, и он поспешил бы загладить прошлое. По крайней мере, так кажется мне. Когда вы приехали в Дэншельд, сегодня?

— В сентябре, когда бурное море выбросило меня на мой родной берег. Странное дело, не правда ли? Если бы не ваш пасынок, я никогда не увидел бы больше Дэншельда.

— В сентябре? — повторила леди Аделаида с изумлением. — Так это вы были спасены? Это вы лежали здесь с тех пор под именем старого пассажира Гома?

— Я.

— Но зачем вы это сделали?

— Я имел на то свои причины. Может быть, из деликатности, чтобы не лишить лорда Дэна слишком внезапно его титула и дохода.

На лице его при этих словах появилась угрюмая и насмешливая улыбка. Леди Аделаида слегка вздрогнула, когда полное значение этих слов поразило ее; она не подумала об этом прежде.

— Ну да, когда вы здесь, Герберт не может быть владельцем, — медленно сказала она. — Вы должны быть лордом Дэном.

— Я лорд Дэн. Герберт никогда им не был.

— Почему же вы не возвратились принять ваш титул?

— Я не знал, что у меня есть титул. Разве вы не поняли, что я сказал? Я думал, что лордом Дэном мой брат Джоффри.

— Вижу, вижу, мои мысли в беспорядке. Какой в этом смысле будет для него удар!

— В этом нет ни малейшего сомнения. До меня дошли слухи, что он хочет жениться на Марии Лестер. Хорошенькая девушка! Я могу думать о ней только так, какой знал ее в прежнее время.

— Как вы могли об этом слышать? — воскликнула леди Аделаида.

— Я слышу многое, — было небрежным ответом. — Вы покровительствуете его надеждам?

— Я не покровительствую им и не против них. Я не стану вмешиваться в женитьбу Герберта Дэна. Мария его не любит. Она такой же выродок, как ее брат, и познакомилась с этим Лидни, который, должно быть, был вашим товарищем-пассажиром из Америки. Но вы должны быть осторожны, Гэрри, я видела его в вашей комнате, когда вошла. Он оказался очень дурным человеком, авантюристом, браконьером и разбойником, он ищет руки Марии из-за ее денег. Он ворвался в наш дом прошлую ночь.