Присяжный заседатель
Шрифт:
Но солнце уже приподняло свой краешек над горизонтом…
Наутро Черепаха приготовил им маисовую кашу и черные бобы, а старая индианка принесла из деревни корзинку с теплыми тортильями.
Потом появился Хуан и утащил Оливера — показывать местные достопримечательности.
Энни и Черепаха идут по дорожке мимо садов, мимо полей, направляются к источнику. Ярко светит солнце, небо неправдоподобно синее — такое синее, что на нем вполне могли бы сиять звезды средь бела дня.
Они садятся на мшистый камень возле водопада, и Черепаха спрашивает:
— Ну, ты мне расскажешь, в чем дело?
И она рассказывает.
Она
Свой рассказ Энни заканчивает, когда солнце уже в зените. Небо утратило первоначальную синеву, над горами клубится туман.
— Значит, никто не знает, что ты здесь?
— Думаю, пока нет.
Черепаха задумчиво смотрит вдаль.
— Что ж, ты приняла правильное решение. Тебе с самого начала надо было приехать ко мне. Здесь ты в безопасности. Округ Вестчестер находится на другой планете. Все местные жители — мои друзья.
— Это я уже поняла.
— Большинство мужчин сражались в правительственной армии, или против правительственной армии, или по обе стороны фронта. У них есть оружие, и они применяют его без особых угрызений совести. Будет чертовски трудно напасть на тебя здесь.
— Отлично.
— Тебе здесь понравится. Завтра я покажу тебе город. Там есть каменные алтари, относящиеся к эпохе майя.
— Жаль, времени у меня мало, — улыбается Энни.
— В каком смысле? Энни, вы можете жить здесь хоть до… — Черепаха застывает, не договорив. — Постой. Неужели ты собираешься…
— У меня нет другого выбора. Я должна вернуться. А от тебя мне нужно, чтобы ты позаботился об Оливере. В мире не осталось больше ни единого человека, кому я доверяю — только ты.
— Энни, подожди.
— Если Оливер вернется со мной, Учитель его убьет. Поэтому я оставляю сына тебе.
— Нет, не уезжай! Я этого не допущу!
— Ты не сможешь меня остановить.
— Энни!
— Даже не пытайся. У тебя выбор такой: или ты соглашаешься оставить Оливера, или ты отказываешься, я увожу его назад, и моего мальчика убивают. Поэтому лучше соглашайся.
— Сколько времени это будет продолжаться?
— Пока не закончится.
— В каком смысле? Господи, Энни, что ты задумала?
— Я прошу тебя воспитать моего сына. Пусть он растет здоровым. Я не требую, чтобы ты воспитал из него гения или звезду — просто делай для него то, что сможешь. Вырастет художником — пусть. Не поступит в колледж — наплевать. Меня не расстроит, даже если он проживет в этой деревне всю жизнь, выращивая овец. Только говори ему каждый вечер, как сильно я его люблю — больше от тебя ничего не требуется. Я знаю, что это не мало, что это слишком много. Но больше мне обратиться не к кому.
— Почему ты хочешь вернуться туда?
Энни смотрит на водопад.
— Мне это необходимо.
— Тебе чего-то не хватает? Ты забыла нечто важное?
— Просто мне нужно туда вернуться.
— Зачем? Чтобы снова с ним увидеться?
— Да.
— Но почему?
— Черепаха, расскажи Оливеру про Джулиет. Объясни, как это произошло. И еще скажи, что я хотела с ним попрощаться, но не смогла. Не могу же я просто сказать “До свидания, сынок”, повернуться и уйти. У меня не хватит
— Не появится. Он не сможет тебя найти.
— Этот человек все сможет.
— Откуда ты знаешь?
— Черепаха, он никогда не оставит нас в покое. После того, что между нами было, мы навек связаны. Мы с ним как муж и жена…
Оливер и Хуан сидят в развалинах старой церкви. Узкая каменная галерея опоясывает стены храма, но от крыши ничего не осталось, и церковь похожа на обычный деревенский двор, залитый ярким солнцем. Правда, в центре возвышается кое-как сколоченный крест.
Перед крестом на коленях, напевая молитву, стоит старик. Тут же дымится костер. Старик достает из корзины индейку, сворачивает ей шею. Оливер и Хуан спрятались на галерее и смотрят. Старик перерезает еще дергающейся индейке глотку и кропит кровью пламя костра. Вверх тянутся клубы дыма.
— Ни фига себе, — шепчет Оливер.
Шепот совсем тихий, но старик моментально вскидывает голову и смотрит на мальчиков.
Они с хохотом бегут прочь по галерее: впереди Хуан, за ним Оливер.
Когда-то церковь была окружена стеной. Теперь от нее тоже остались лишь развалины. Отсюда, с холма, открывается потрясающий вид на городок Туй-Куч и горы. Вниз ведет белая каменная лестница. Хуан садится на ступеньку, достает из кармана два странных плода, похожих на груши, и протягивает один Оливеру. Оливер откусывает и кривится — фрукт горький. Хуана это забавляет, он весело хохочет. Весь мир освещен солнцем. Из городка доносятся звуки музыки. На маленькой площади репетирует маленький оркестрик, играющий маримбу. Скоро праздник, гуляние в честь Дня Всех Святых. Еще на площади стоит потрепанный грузовичок, на котором Оливер вчера приехал в Туй-Куч. Кузов опять набит битком — местные жители отправляются в Хуэхуэтенанго. Двигатель уже работает, из выхлопной трубы вырываются облачка черного дыма. Оливеру все это ужасно нравится — сидеть на каменных ступеньках под жарким солнцем, жевать эту кошмарную грушу и наблюдать за жизнью городка.
Он видит, что к грузовику приближаются двое — мужчина и женщина. Женщина несет в руке чемоданчик.
Это мама!
Она уезжает! Без него!
Оливер медленно встает, не веря своим глазам. Мама кладет чемоданчик в кузов. Водитель помогает ей устроиться поудобнее — сразу несколько рук подхватывают Энни и усаживают ее в кузов. Оливер смотрит во все глаза, ничего не понимая. Его как околдовали — он не может двинуться с места.
— Ке паса? — спрашивает Хуан. Тут Оливер вспоминает, что у него тоже есть голос и орет изо всей мочи:
— Мама!
Но она, конечно, не слышит. Далеко, ветер, да еще и эта чертова музыка. Никто из пассажиров грузовичка даже не смотрит в сторону Оливера.
Тогда он срывается с места и несется вниз, перескакивая за раз по три ступеньки. Так можно и шею свернуть, но Оливер об этом не думает. Лестница кончается, и он вприпрыжку бежит по тропинке. Козы и собаки едва успевают увернуться у него из-под ног. Вот Оливер поскользнулся, он падает прямо в грязь, но тут же вскакивает и бежит дальше. Переполох среди кур, испуганно шарахается в сторону груженный кукурузными початками ослик. А вот и шоссе, еще один поворот, и Оливер на площади.