"Притащенная" наука
Шрифт:
Но все дело в том, что ответ на данный вопрос лежит совсем в иной плоскости – в плоскости так называемого социально-полити-ческого контекста советской действительности 20 – 30-х годов. Никакой Вавилов, даже если бы он этого очень желал, никогда бы не смог возвысить своим авторитетом Лысенко, ибо авторитет этот был лишь у его коллег-генетиков, но не у партийных чиновников, а именно они раздавали путевки: кому в санаторий ЦК, а кому – в зону на Колыму. Так что подобная постановка вопроса просто смешна.
Скорее, верно другое.
Вавилов с самого начала 30-х годов не столько поддерживал Лысенко (он уже в этом не нуждался), сколько сам с трудом балансировал на философском острие материалистической диалектики.
Заглянем еще раз в дневник В.И. Вернадского 1932 г. Он многое прояснит.
29 февраля: «Акад[емическое] заседание. Доклад Вавилова
[419]Савина Г.А. Чистые линии. Указ. соч. С. 19.
Интереснее эволюция идейного противостояния Вавилова и Лысенко. Академик Н.П. Дубинин точно заметил, что Н.И. Вавилов с самого начала очень высоко оценил работы Лысенко. Когда в 1932 г. Вавилов вернулся с VI Международного генетического конгресса в США (Итака), то написал [420] в журнале «Звезда»: «Принци-пиально новых открытий… чего-либо равноценного работе Лысенко, мы ни в Канаде, ни в США не видели». В 1933 г. Вавилов выдвинул «агронома Лысенко» на соискание Сталинской премии (не дали), а на следующий год – в члены-корреспонденты Академии наук СССР.
[420]Дубинин Н.П. История и трагедия советской генетики. Указ. соч. С. 19.
Что же так подкупило Вавилова в работе Лысенко? То, о чем писал Вернадский, – «мода», а точнее – напор общественного мнения. Его давлению особенно в те годы противостоять было очень сложно. Помимо этого, Вавилов прекрасно знал, что генетика будет всегда отставать от нетерпеливых большевистских планов, а этот агроном гарантировал выведение новых сортов в сроки, указанные партией.
Вавилов не был конъюнктурщиком, но он был трезвым и умным человеком, и ему, как ученому-теоретику, весьма импонировали те ученые-практики, которые работают непосредственно на нужды сельского хозяйства. Таковым и был Лысенко. Вавилов готов был поддержать любые начинания этого авантюриста, а восставал лишь тогда, когда Лысенко свои липовые посулы сопровождал несправедливыми нападками на генетику. Этого Вавилову было не стерпеть. А так он прекрасно понимал, что русскому человеку свойственно ждать чуда. И он готов ради этого чуда простить любые промахи тому, кто его обещает. Ведь коли одно «чудо» не сбудется, Лысенко тут же предложит новое. И все будут ждать его.
Заметил Вавилов Лысенко еще в 1926 г., когда тот работал в Гяндже. Вавилов командировал к нему своего сотрудника Н.Р. Иванова. Вернувшись, тот рассказал Вавилову, что Лысенко не без способностей, но совсем не образован, безкультурен, хвастлив, болезненно самолюбив и абсолютно нетерпим к любой критике. В 1928 г. Вавилов сам отправился в Гянджу, где провел ряд опытов по яровизации зерновых злаковых культур. Он и раньше знал этот прием [421] , а ухватился за него из-за полной невозможности с помощью методов классической генетики быстро повысить урожайность зерновых. Разруха была всеобщей и надо было хвататься за любую соломинку.
[421]Степушин А.Е. Лысенковщина глазами очевидца. Указ. соч.
Именно работы Лысенко по яровизации выдвинул Вавилов в 1933 г. на Сталинскую премию. «И теоретическое, и практическое открытие Лысенко уже в настоящее время представляет исключительный интерес», – писал в свой «Записке» Вавилов [422] . И в другой «Записке»: «Исследования Лысенко в области яровизации представляют собой одно из крупнейших открытий в мировом растениеводстве».
Что-то не очень верится в искренность этих слов. Слишком глубоким и знающим ученым был Н.И. Вавилов, чтобы, не имея на руках достаточного числа
[422] Там же. С. 54.
Мы отмечали уже, что в самом начале 30-х годов Вавилов ясно сознавал, что сложившийся в стране общественно-политичес-кий климат был абсолютно «несроден» его любимой генетике. Поэтому, поощряя агронома Лысенко, он давал возможность хотя бы в тени «великих побед социалистического земледелия» (их гарантировал Лысенко) относительно спокойно работать советским генети- кам [423] . К тому же он уже привык прикрывать диалектическим пустословием даже собственные реальные достижения. Знать бы только ему, к чему это приведет практически, возможно, занял бы другую, более принципиальную позицию [424] .
[423] Пока это было еще возможно. В 1929 г. Вавилов стал одним из первых лауреатов Ленинской премии, академиком. Ему же поручили организацию ВАСХНИЛ, а в 1930 г. назначили первым ее президентом.
[424]Степушин А.Е. Указ. соч. С. 77.
Теперь, я думаю, понятна подоплека «интеллектуального контакта» академика Н.И. Вавилова и агронома-заочника Т.Д. Лысенко. Лысенко ведь не уставал повторять, что «советское сельское хозяйство не может ждать из-за какой-то академической привередливости». Ситуация, сложившаяся в сельском хозяйстве из-за ускоренной непродуманной коллективизации, оказалась критической, и «этот отчаянный момент предоставил ему исключительную возможность, с помощью широковещательных заявлений о решении сельскохозяйственных проблем, завладеть вниманием властей» [425] .
[425]Грэхэм Лорен Л. Очерки истории российской и советской науки. М., 1998. С. 145.
С задачей этой он справился блестяще. А что же было у него содержательного за душой? Ничего, кроме злобы и непроходимой серости.
В 1932 г. Лысенко был в Одессе на Украинской конференции по проблемам генетики. В прениях взял слово и вдруг его… понесло: основные принципы формальной генетики – вздор и белиберда, хромосомная теория наследственности – полный бред, а теория гена – из ряда вон по своей наглости: кто видел это чудо-юдо хотя бы под микроскопом? Никто. То-то.
Публика приуныла. Многим стало не по себе. Ведь сказать такое, все равно, что заголиться на сцене перед полным залом. Но не всем. Лысенко сошел с трибуны под гром оваций биологов советской выучки.
А вот что не постеснялся написать Лысенко по поводу «тео-рии» другого корифея обезмысленной советской науки В.Р. Вильямса: «Учение Мичурина [426] и учение Вильямса – это разные стороны единой материалистической биологии… Это единая агробиологическая наука и является сейчас теоретической основой деятельности Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина. В противовес реакционной теории убывающего плодородия почвы, теории выноса, учение В.Р. Вильямса о развитии почв и основного ее свойства – плодородия, диалектически правильно отражая законы развития почвы, дало агрономической науке возможность находить способы восстановления и улучшения условий плодородия. Это учение является теоретической биологической основой травопольной системы земледелия» [427] .