Притворись бабочкой
Шрифт:
– Джитта! – слышу тошнотворно милый голосок позади себя. Быстро поднимаю очки, а затем оборачиваюсь. Конечно же, передо мной стоит Одри. Она просто-напросто не могла не прийти проводить меня и не наговорить гадостей.
Подруга раздражена, и я понимаю это по ее красным глазам. Она сжимает руки в кулаки. Что Одри может сказать мне такого страшного, если через десять минут меня уже не будет в этом городе? Накричит, обвинит, пригрозит чем-либо?
Мы отходим с ней подальше от людей, чтобы отчетливо слышать друг друга.
– Джитта, ну что,
Я подавляю в себе смешок, но он так и хочет вырваться наружу. Ей-богу, Одри ведет себя как маленький ребенок. Сама того не понимая, она снова превращается в ту маленькую обиженную девочку, которую оставили без сладостей и, более того, поставили в угол.
Я объясняю себе ее характер проблемами в семье. Мне жаль, что отец Одри так рано ушел из жизни, а мама из-за этого порой впадает в затяжные депрессии, сопровождающиеся запоями. Если подумать логически, то Одри всегда предоставлена только самой себе, и ей очень тяжело приходится.
Раньше, когда мы тесно общались, я старалась всячески ее поддерживать, но в какой-то момент она дала мне понять, что не нуждается в помощи, в понимании, во мне. Она закрылась, и сейчас всеми способами старается выглядеть не той, кем она является на самом деле. Но это никоим образом не дает ей права унижать других и презирать за то, что у них есть то, чего она не имеет.
– Одри, поменяться не получилось. Харрисон строг в этом отношении и считает, что кому выпала возможность, тот и должен ею воспользоваться. – Я пожимаю плечами и пытаюсь скрыть свою тревогу.
Одри поправляет синие кончики волос. Ее зрачки до безумия расширяются, в глазах стоят слезы. Ей очень обидно, что она не на моем месте, и про себя я называю ее поломанной принцессой. Эмоции на лице Одри пробирают меня до мурашек. Становится чертовски больно за нее.
Она – принцесса, которая в детстве имела все: любовь окружающих, невероятно крепкую семью, восхищение, блестящий ум, талант очаровывать всех, но в один миг она потеряла свою корону. Королевство рассыпалось на мельчайшие кусочки, как и ее доброе сердце. Смерть отца, словно острый кинжал, поразила ее самые светлые стороны. Одри покрылась броней и теперь знает, что в этой жизни нужно зубами вгрызаться в любые шансы. Жалкое прозябание на окраинах этой жизни – теперь уже не миф, и за место под солнцем нужно бороться.
– Одри, – тихо произношу я, – поверь, в этой поездке нет ничего сказочного. Если ты действительно ценишь меня, то порадуйся.
Одри тяжело выдыхает. Еще немного – и она расплачется.
– Джи… ты же знаешь, это был мой единственный шанс почувствовать что-то новое. Я не могу больше так жить, изо дня в день слушая мамины истошные крики, понимая, на каком дне мы находимся. Черт возьми, если бы я не ходила на подработки по вечерам в кафе, нам не на что было бы жить, – на последнем дыхании заканчивает Одри.
Моя челюсть буквально падает. Она работает по вечерам в кафе? Не могу поверить! Ох, черт. Мы и правда перестали
– Иди сюда, Оди-и, – я зову ее, как звала раньше, когда мы еще были близки. Расставляю руки по сторонам, призывая к объятиям, и через пару секунд чувствую теплое тело Одри. Я еле дышу, успокаивая, глажу ее макушку и шепчу, что все будет хорошо.
– Как же мне тяжело, Джи. Все эти годы, когда я нуждалась в поддержке, ты не замечала меня. – Она останавливается на мгновение, и я сжимаю губы в тонкую полосу. – Ты все время проводила с Дареном, а я чувствовала себя ненужной.
Ее слова режут по сердцу, а при упоминании Дарена на меня вновь находит агония. Она не должна обвинять меня в этом. Дарен… Он многое для меня сделал. Мы нашли друг друга, а Одри сама отдалилась.
– Ты молчишь, потому что знаешь, что это правда. – Одри отходит от меня, вытирая слезы. Теперь я вижу ее раскрасневшиеся глаза и опухший нос.
– Для чего ты это говоришь, Одри? – мой тон каменеет.
– Никогда не поздно исправить свою ошибку, Джитта.
Я не понимаю ее. Совершенно не понимаю. Она говорит загадками, а у меня нет желания и сил их разгадывать.
– Извини, мне пора. – Я набираю в легкие воздуха, поворачиваюсь и делаю шаг в противоположном от нее направлении.
– Джитта, – кричит Одри мне вслед, – должна предупредить, не смей и близко приближаться к моему Маккою! Боюсь, это навлечет на тебя беду! – В ее голосе мелькает жуткий холод, отчужденность. Пару секунд назад она рыдала, а сейчас хладнокровно стоит и ухмыляется, предупреждая меня не лезть к Маккою. Такова она – Одри Моллиган.
Я возвращаюсь к месту, где меня ждут Харрисон и мама. Голова гудит, и я не сразу замечаю появление второго счастливчика. Маккой Эванс с легким рюкзаком на плече стоит рядом с Харрисоном и печатает что-то в своем телефоне. Мне не хочется его отвлекать, поэтому я тихо останавливаюсь рядом с мамой.
– Все, дорогие ребятки, – начинает говорить Харрисон, – пора отправляться!
Я целую маму в щеку и слушаю еще пару наставлений. Маккой поднимает глаза и машет мне рукой. Кивая, улыбаюсь в ответ. Раньше мы с ним пересекались только на школьных мероприятиях. Однажды, правда, участвовали в одной театральной сценке. Так что я даже не помню, как звучит его голос.
– Пока, мам, – шепчу я и забираю у нее чемодан.
Когда я подхожу к Маккою, неловкость застает меня врасплох. Я не знаю, с чего начать разговор.
– Джитта, верно? – спрашивает он, пристально разглядывая мои кеды.
– Лучше Джи или Джит. Встречаешь людей по одежке?
– По обуви.
Мы смеемся и быстро идем к автобусу. Мои поджилки трясутся. Внезапно я осознаю, как стремительно может измениться все в моей жизни благодаря этому путешествию. Становится страшно, кровь начинает громко пульсировать в висках.