Притворись моим другом
Шрифт:
Пробуждение оказалось сладким из-за аромата, доносящегося с кухни. Блинчики с мёдом. Чуть слюной не изошёл, пока умывался, а вот Серый с довольным лицом сидел за столом и лопал блинчики, окуная их в малиновое варенье. Медведь.
От бабули мы выкатились с трудом, и я опоздал на инглиш. Когда вошёл в класс, услышал приветствия от всех, кроме Резникова. Тот демонстративно отвернулся. Обиженка. Я прошёл к нашему с Димоном столу и сел на своё место. Соседний стул пустовал.
Урок уже был в самом разгаре. Я провёл глазами по классу и понял, что Майоровой нет.
От чего-то эта мысль неприятно корябнула внутри. Я достал телефон и включил его. Несколько пропущенных от предков и куча сообщений из разных чатов. В основном загружен был мессенджер нашего класса. Открыл, чтобы удалить их ересь, но палец завис над экраном.
Глава 15
Евангелина
Я долго лежу на кровати, глядя в стену, и рассматриваю линии на обоях. В правой руке зажимаю телефон, на экране которого застыл очередной мем со мной в главной роли. Не знаю, кто постарался, но приятного от увиденной картинки мало. Судя по оповещениям, которые поступают на смартфон, обсуждение в чате в самом разгаре. На фоне убийственных эмоций после новости о брате этот момент кажется никчемный, глупым и ничего не стоящим.
Сил для переваривания происходящего у меня не осталось. Очевидно, они вышли вместе со слезами, следы от которых уже высохли, и кожа на щеках молила о том, чтобы я умылась, но я просто лежала. В таком положении меня и застала тёть Оля. Она подошла ближе и села на край постели, а я продолжала смотреть в стену, словно она моё спасение.
— Что с твоей ногой, Лин? — простой вопрос, на который нужно ответить, но мне не хочется открывать рот и шевелить языком.
— Упала, — всё, на что меня хватает.
— Опять? — с сомнением в голосе спрашивает Ольга, а я киваю в ответ. — Нужно в больницу съездить. Вдруг что-то серьёзное?
— Всё хорошо, — проговариваю, как робот, — мне помогли. Сейчас уже не болит.
Вру. Нагло. Только сейчас это не вызывает во мне чувства стыда. Внутри пусто.
— Кто помог?
Тётя не унимается, а я прислушиваюсь к звукам в квартире. Теперь мы не одни. С нами Артёмка…
— Одноклассник.
— Друг?
— Нет. Просто. Одноклассник.
Чеканю каждое слово, вспоминая Власова и его поведение. Грубость. Забота. Такое ощущение, что он переступил через себя, чтобы мне помочь. Будто я ему противна, но поступить иначе не мог.
— Я разогрею поесть, — через минуту молчания произносит мамина подруга и гладит меня по спине, — принесу сюда.
Ничего не отвечаю и жду, когда тёть Оля уйдёт. Услышав, как дверь за ней закрылась, я повернулась и аккуратно села. Боль в ноге заставила скривиться. Рана небольшая, но глубокая. В груди такая же, и, если первая заживет, вторая вряд ли. Снова тянусь к телефону и смотрю на фото. Кто-то из компании Резникова сфотографировал меня и Руслана в тот момент, когда он помогал мне сесть на мотоцикл. «Умный» пиарщик подрисовал детали на интересных местах и приписал нецензурные
Убрала телефон на тумбочку и еле поднялась, чтобы переодеться в домашнюю одежду. Картинка из чата пеленой застилала глаза, и в другое время я бы расплакалась, но сейчас попросту не могла. Прежде чем вернулась тёть Оля с подносом в руках, я успела допрыгать до ванной и ополоснуть лицо холодной водой. Вид у меня был такой, будто я работала метлой во дворе. Помятая. С красными глазами и опухшими веками. Что бы сказала мама, если бы увидела меня такой?
— Ты в школе хоть что-то ешь? — тётя наблюдает за тем, как я вожу ложкой в тарелке с супом, и хмурится.
Киваю, запихивая в рот еду, чтобы не разговаривать. Глаза опускаю. Вкуса практически не ощущаю. Рецепторы отказываются работать. Так и сижу, чуть ли не давясь супом, который, к слову, у Ольги всегда вкусный.
— Хорошо, — соглашается она, хотя в голосе проскальзывает недовольство, — со всеми проблемами в больнице я замоталась. Теперь буду внимательней к тебе.
Замираю. Внимания со стороны тёти мне хотелось меньше всего, особенно, когда она спрашивала про школу.
— Всё хорошо, — вымучиваю из себя улыбку, но в ответ получаю лишь хмурый взгляд.
Ольга хочет сказать что-то еще, но из её комнаты слышится детский плач. Буквально цепенею, ощущая, как в груди сердце принимается лихорадочно набирать обороты. Артёмка…
— Я позже заберу, — кивает на поднос, — отдыхай.
Чувство того, что я настоящее чудовище, накрывает тяжелой волной. Я еле сдерживаю слёзы и скручиваюсь калачиком на кровати, затыкая уши. Слышу своё безумное сбившееся дыхание и успокаиваюсь, как только плач за стеной затихает. Лишь на мог прикрываю глаза и погружаюсь в сон, из которого выныриваю так же внезапно. Тело тяжелое. На лбу тёть Олина ладонь.
— У тебя жар, — говорит и отходит к светильнику, — я врача вызову. Это не обсуждается.
Я лишь открываю рот, но тут же закрываю. Чувствую я себя, действительно, не лучшим образом. За окном ещё темно, и рука сама тянется к телефону, чтобы посмотреть время. Четыре часа ночи. Я снова прикрываю глаза и открываю лишь, когда меня будит Ольга. Врач, мужчина средних лет, внимательно осматривает мою ногу, ставит какой-то укол, вправляет смещенный сустав, фиксирует его повязкой и дает рекомендации тёте. Я же смотрю на свою отекшую лодыжку и жду, когда за мужчиной закроется дверь.
— Классной я позвоню утром, — с порога говорит Ольга, а я киваю, ощущая себя максимально неудобно из-за того, что происходит, — школа отменяется. Отдыхай. Поговорим позже.
Она делает упор на последние слова, и я соглашаюсь. Выбора нет. Засыпаю я опять быстро. Может, потому что мне не придется сегодня терпеть насмешки одноклассников или из-за укола, который мне поставили. Будит меня плач за стеной. Он постепенно затихает, а я лежу с открытыми глазами, пока не открывается дверь в комнату.