Притворись моим другом
Шрифт:
Около пяти минут сижу и не двигаюсь, разглядывая результат суточного зависания на квартире Серёги. Самого его не видно. Поднимаюсь и иду в комнату напротив. Храп. Перегар. Две пары ног из-под одеяла. Усмехаюсь и тихо прикрываю дверь.
Повинуясь зову желудка, бреду в кухню и вкидываю в себя пару кусков пиццы, которая осталась целой и покоилась в холодильнике. Пока закипает вода в чайнике, прибираю в кухонной зоне. Завариваю крепкий кофе и смотрю на часы. Есть еще двадцать минут до исполнения приговора от отца.
Повиноваться
Резко открываю их, гася воспоминания, и тут же принимаюсь натирать тело гелем для душа. Механические действия всегда помогают отгородиться от прошлого. Заметил, поэтому действую на автомате. Задерживаюсь на минуту из-за кроссовок. Шнурки никак не поддаются.
В этот момент входная дверь распахивается. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, кто за мной прибыл.
— Иду я, — говорю, не поднимая головы.
Из подъезда буквально вываливаюсь. Всеми легкими втягиваю свежий воздух и прикрываю глаза. Есть в наступившей осени что-то притягательное. Кайфую, пока сигнал тачки не возвращает в реальность. Опускаю голову и врезаюсь взглядом на надпись, оставленную прямо на стене около входа в здание. Красный, черный, белый. Одного баллончика тогда не хватило.
Сглатываю противную слюну с привкусом кофе. Пару раз моргаю, чтобы сбить помутнение, которое моментально приводит к сжатию всех органов за ребрами.
Сиплый выдох.
Иду к тачке. Олег протягивает руку, не садясь за руль.
— Ключи, — голос робота.
Скриплю зубами, но лезу в карман. Протягиваю амбалу связку и намеренно роняю.
Никак не реагирует. Не положено.
Сажусь на пассажирское. Предок тут же выезжает со двора, а я в боковом зеркале слежу за Олегом, который мастится за руль моей девочки.
— Где мне в этот раз выступать в качестве обезьяны? — спрашиваю равнодушно, а Борис Власов указывает на ремень.
Пристегиваю и развожу руки в стороны с немым вопросом. Доволен?
Может, на задние лапки встать и прыгнуть через горящий круг?
— Веди себя достойно, сын, — умело ведет машину, осторожно сворачивая по знакомым улицам, что заставляет нахмуриться.
Движемся не по тому маршруту, который я держал в голове.
— Зачем мы к ней едем?
— Видимо, твоя мать еще надеется на то, что из тебя можно вылепить человека, — сухо бросает, не глядя на меня, — половина сентября пролетела, а ты пропадаешь. Телефон где?
— Не знаю, — пожимаю плечами, отворачиваясь к окну.
Сбоку слышится тяжелый вздох.
Не трогает от слова совсем.
Пялюсь на пролетающий пейзаж, пока машина не тормозит около двери, впечатавшейся
— Я уже не надеюсь на возвращение в твою голову разума, — говорит отец, глуша мотор и открывая дверь, — но Верочка…
— Не называй ее так, — хриплю, сжимая кулаки, — не имеешь больше права.
— Твоя мать больна, Руслан, — спокойнее произносит предок, уставившись в лобовой стекло, — анализы показали ухудшение. От лечения она отказывается.
— И?
— Поговори с ней.
— А сам?
— Меня Верочка не слушает, а тебя слишком любит, чтобы отказать, — переводит на меня взгляд, в котором теплится мольба вместо привычного холода, — Руслан, — он отворачивается, а у меня руки немеют от слова «ухудшение», в ее случае оно плачевно, — пожалуйста, найди слова, которые вернут прежнюю Веру.
Глава 3
Евангелина
— Как твои коленки, Лин? — тётя Оля заботливо затрагивает моё плечо, когда ставит чашку горячего чая рядом с тарелкой с панкейками, политыми мёдом.
— Нормально, — вымучиваю из себя улыбку и приступаю к поглощению наивкуснейшего завтрака.
К тому, что мамина подруга усиленно меня балует, я уже привыкла, поэтому не могу представить другого утра. Одни сырники с бананом чего стоят. Слюной можно изойти лишь от аппетитного вида, а уж от вкуса и вовсе тронуться умом. Тётя Оля очень старается сделать мою жизнь максимально привычной, хотя я сомневаюсь в этой затее, но и обидеть ее не хочу.
— Как в школе? — она присаживается на стул напротив меня и заправляет за ухо темный локон, выбившийся из прически.
— Нормально, — отрешенно пожимаю плечами, стараясь не вспоминать о том, как закончился вчерашний учебный день.
Мой трусливый побег можно было на камеру снимать и отправлять в юмористическую программу. Жаль, что спрятать разбитые коленки не удалось. Тётя Оля увидела и заохала, а мне пришлось скрыть часть правды. Запнулась, мол, с кем не бывает.
— Третья неделя пошла, — она с полуулыбкой смотрит на меня, грея руки о кружку с горячим чаем, — неужели друзей не завела?
Да уж… Есть у меня «друзья». С такими не соскучишься.
— Как-то не до них. Пытаюсь врубиться в программу.
Тётя открывает рот, но не озвучивает следующий вопрос, а их у нее много. Некоторое время мы завтракаем в тишине под мирное тиканье настенных часов. В кухне у тёти уютно. Небольшая площадь, на которой умещается кухонный гарнитур с мойкой, стол, стулья, холодильник, плита и вытяжка. Лаконичная трёшка на окраине города. До школы мне добираться далековато. На автобусе трястись минут двадцать пять, но я не жалуюсь. Конечно, я бы предпочла остаться в маленьком поселке городского типа, где мы раньше жили, только, увы, судьба распорядилась иначе.