Притворщик Матвей
Шрифт:
— Охотно бы пріобрлъ я ихъ, Бодерикъ, если только они не будутъ мн стоить вчнаго спасенья.
— Сотни лтъ будешь ты жить, Матвй, — а, если не прискучитъ, то и тысячу лтъ! А всего лишь нужно мгновенье одно, чтобы загладить свой грхъ, принести покаяніе въ сердц. Или забылъ ты, что Богу не такъ пріятны семь святыхъ, какъ одинъ покаянный гршникъ?
И въ лсу близъ Ипра сошлись они вдвоемъ — въ полночный часъ, въ пору новолунья. И чернаго козленка убили они и кровью кропили воздухъ. И огненный дьяволъ къ нимъ пришелъ и страшнымъ
— Бодерикъ! зачмъ ты меня звалъ? чего ты просишь?
— Прошу я науки для твоего слуги, великой науки, повелвающей тобою.
— Не жаль мн науки для своего слуги, не жаль, что онъ будетъ повелвать мною. Но чмъ онъ заплатить за мой даръ? въ чемъ залогъ его союза со мною?
— Сердце свое отдаетъ онъ теб, и легкія, и печень, и жилы, и кровь въ жилахъ, и кости, и мясо, и кожу, и волосы на кож.
— Клянусь огнемъ, пожирающимъ меня! это недурная плата. Пусть отдастъ онъ мн и дыханье свое — и я принимаю его своимъ владыкой.
Чорту баранъ сталъ отшельникъ Матвй — и худо съ той ночи онъ зажилъ. По прежнему судилъ и рядилъ онъ народъ, по прежнему совтовалъ графу. Только не было правды въ его суд, горе всмъ несли его совты.
И волшебству сталъ онъ учить — проклятой наук, заключенной въ черныхъ книгахъ. Вс удивлялись, откуда узналъ онъ тайны тайнъ, а онъ говорилъ, что небо оснило его чудеснымъ всевдніемъ въ награду за его святость.
— Слушай, дьяволъ, мой повелитель и мой слуга! Великъ почетъ мн во Фландріи, мшками съ золотомъ полонъ мой домъ, я пью вино, какого не пробовалъ и римскій папа. Женской любви жажду я теперь. Отдай мн во власть молодую графиню Іоланту.
— Многаго хочешь ты, плутище Матвй. Боюсь, что даешь мн трудъ не подъ силу. Врою ограждена Іоланта, какъ щитомъ, какъ огненный поясъ, пылаютъ вокругъ нея молитвы. Нельзя мн, проклятому, приблизиться къ ней. Найди себ иную подругу. Будь она хоть женою короля, — и часа не пройдетъ, какъ я теб ее доставлю.
— Въ даму Іоланту я влюбленъ, — не надо мн иной подруги! Даму Іоланту я хочу, и должна она быть моею. И, если безсиленъ помочь мн чортъ, — на зло теб, я самъ ее добуду.
— Если ты сдлаешь это, Матвй, сдлаешь все, что общаешь, — стану я твоимъ ученикомъ, а ты будь мой наставникъ и учитель. Быстро шагаешь ты въ грх, и самому чорту за тобою не угнаться.
Къ дам Іолант приходитъ Матвй, и страсть ей свою открываетъ.
— Благодарю васъ, отецъ Матвй, благодарю за ваши гнусныя рчи! Когда бы не ваши морщины, не ваша лысая голова, — приказала бъ я бить плетьми до костей ваше старое тло.
Смялся дьяволъ въ тотъ день; до крови кусалъ Матвй себ губы.
— Когда не досталъ я любви, то мщенья достать сумю! Тайну Іоланты я знаю: пасынка любила она, прекраснаго, кроткаго принца Карла. Вотъ у меня письмо ея руки — отвтъ на любовное посланье. Хоть нтъ между ними грха, — горе имъ! отмщу за себя: письмомъ погублю ихъ обоихъ.
Къ дам Іолант онъ идетъ и униженно проситъ прощенья.
— Охотно
Блую руку она протянула ему и, цлуя блую руку, ядъ подбросилъ Іолант Матвй — смертный ядъ, разящій, какъ громомъ.
Посл онъ къ принцу пошелъ и засталъ его спящимъ:
— Взгляните, сказалъ онъ слугамъ, какъ принцъ Карлъ блденъ и страшенъ. То не естественный сонъ: то дло тайной отравы. Откровенье имлъ я сейчасъ: извели принца недруги ядомъ. Разбудите его — я дамъ ему святой воды: быть можетъ, не поздно еще, — и ядъ она обезвредить.
Сильно смущенъ былъ принцъ Карлъ, растерялись врные слуги. Покорно принялъ онъ отъ Матвя граненый бокалъ — и залпомъ его опорожнилъ. Не святая вода въ бокал была, а вода изъ садка, гд три дня жила ядовитая жаба. Выпилъ принцъ — и худо стало ему. Упалъ онъ на кровать, посинлъ, содрогнулся и умеръ.
Горько заплакалъ притворщикъ Матвй, разбилъ бокалъ о земь, истопталъ ногами стекло, а самъ причитаетъ:
— Горе мн, я пришелъ слишкомъ поздно!..
— Скажи мн, государь! Скажи, славный графъ Робертъ! что сдлаешь ты тому, кто лишилъ тебя наслдника престола?
— Богомъ всемогущимъ клянусь! Когда бы узналъ я подлеца, живымъ бы спалилъ его въ смоляной бочк.
— Знай же, Робертъ: принца сгубила жена твоя, дама Іоланта отравила наслдника трона. Нечистой любовью пылала она — и не встртила въ принц отвта. И злая ненависть смнила любовь: стало Іолант тсно съ Карломъ на свт. Мстя за обиду, она отравила его — вчера, за ужиномъ, въ похлебк съ бобами.
— Отшельникъ Матвй! страшныя вещи ты говоришь, Если ты лжешь — отъ маковки до пятъ сдерутъ съ тебя кожу.
— Не лгалъ я отродясь, графъ Робертъ, и теперь мн лгать не пристало. Вотъ письмо Іоланты, гд пишетъ она о гршной любви. Обыщи ее — ядъ ея съ нею.
Страшно разгнвался графъ. Зоветъ жену онъ къ допросу.
— Что у тебя въ мшк, что ты на пояс носишь?
Склянку нашли въ мшк, а въ склянк ядъ, разящій человка, какъ громомъ.
— Это ль отрава, змя, которою сгубила ты нашего сына?
— Если умеръ вашъ прекрасный сынъ, то и мн не жить больше на свт. Но — Богомъ клянусь! не я отравила его, и откуда въ мшк моемъ ядъ, — я не знаю… Неправо вы обвинили меня, и больше въ томъ вамъ позора, чмъ чести.
Вспыхнулъ яростью графъ Робертъ и схватилъ со стны оголовокъ коня боевого. Изъ стали оголовокъ былъ слитъ, сверкалъ золотою насчкой. Взмахнулъ оголовкомъ Робертъ и ударилъ графиню въ темя. Не пикнувъ, упала она: на четверо черепъ раскроился.
Въ этотъ день смялся Матвй, а дьяволъ отъ зависти сълъ себ губы.
— Ловкій ты малый, Матвй! такой ловкій, что и въ адъ тащить тебя страшно. Чего добраго, ты коварствомъ своимъ взбунтуешь моихъ чертей и самъ сядешь на мое мсто. Надо въ тройныя цпи тебя заковать, въ тройное посадить тебя пекло.