Притяжение Андроникова
Шрифт:
Дружески-любовное и неизменно приветливое отношение к Ираклию Луарсабовичу прекрасно выражено Н. М. Малышевой в ее письме от 29 августа 1968 года из Абрамцева [54] : «“Где Вы, что Вы, как Вы?” – цитата из открытки, присланной мне Л. Б. Дмитриевым [55] , редактором моей статьи о вокале… А Вы, наверное, все ездите по разным странам, а Вивьена Абелевна [56] “бережет дом и семью”?… Все равно, где-бы, и как-бы Вы ни были, Вы остаетесь моим дорогим “братом”, “дядей”, “племянником”, “крестным”, только не отцом, конечно. А я остаюсь Вашей любящей бабушкой» [57] .
54
Дача Виноградовых в подмосковном поселке Абрамцево, где они жили до 1968 года.
55
Леонид Борисович Дмитриев (1917–1986) – знакомый Н. М. Малышевой, профессор, доктор искусствоведения, известный теоретик вокальной педагогики, автор книги «Основы вокальной методики» (М., 1968).
56
Вивиана
57
Здесь и далее сохраняется орфография оригинала.
Чувства дружеского расположения, глубочайшего уважения и восхищения вокально-педагогическим творчеством Малышевой высказывались Андрониковым, порой, в весьма возвышенных терминах; и это о Н. М., которая всегда сторонилась честолюбия и чуралась почета. Ираклий Луарсабович восторженно отзывался о статье Н. М., содержащей музыкально-драматический анализ русской романсовой лирики. Показательно в этом смысле ответное письмо Н. М. от 18 октября:
«Дорогой Ираклий Луарсабович! Сегодня пришло Ваше письмо с безмерными восхвалениями моей особы. Я стала даже “святой…” О, господи! Спасибо за все. Все это я впервые в жизни услыхала. И дай Вам бог здоровья за Вашу душевную щедрость».
Смущение Н. М. похвалами в ее адрес сразу же сменяется беспокойством, всегда искренне-тревожным, о самочувствии Андроникова, условиях его работы, состоянии здоровья его близких:
«Только есть еще пункты, чрезвычайно меня смущающие.
1) Это Ваше здоровье.
И с чего давление у Вас прыгает?
И как с этим бороться?
А как-же Вы работаете?
И не вредно-ли Вам самому печатать на машинке? Я узнала от Мананы [58] , что Вы сам печатаете, да и увидела по напечатанному письму Вашему, что, вероятно, Вы печатали сам. – (Не диктовать-же Вам машинистке!).
И, если Вы уже работаете в больнице, то ведь это как-то волнительно для Вас.
И еще узнала, что заболела Вивьена Абелевна. Вот уж, действительно, одна беда не приходит. Все, конечно, ликвидируется, все пройдет – “За благом вслед идут печали. Печаль-же – радости залог”, поет баян в “Руслане”. Скоро, наконец, прийдет и радость. Только терпеливо нужно ее дождаться».
58
Дочь И. Л. Андроникова.
В своих письмах Андроников, по всей видимости, настойчиво интересовался ходом работы над книгой «О пении» и дружески побуждал Н. М. к ее продолжению. В ответ в том же письме Малышева пишет:
«И еще отсюда-же вторая, смущающая меня мысль.
И даже не “смущающая”, а прямо-таки удручающая. – Это Ваше постоянное волнение по поводу моей “работы”.
Говорю Вам, как перед богом, – я забыла о ней, и Вам не только советую забыть, но просто выбросить из головы мысль о ней.
Ничего в ней нет нового. Она собрана из 2-х уже напечатанных статей [59] по совету Корнея Ивановича [60] , и снова вытащена на Ваш стол Мананой. И с чего Манана вклинилась в это дело и допекает Вас, а я угрызаюсь, как-будто какую-то хитрую вылазку сделала, и исподтишка, через Манану надавливаю на Вас. Ведь в этой “работе” нового только и есть несколько новых анализов романсов. А остальные анализы уже напечатаны. Поэтому я и отношусь к этому без всякой авторской горячности. Всё уже мной сказано и пропечатано. Да, даже и денег-то за эту “работу” я получила-бы мало. Так что, умоляю Вас, не беспокойтесь и не думайте мучиться с этим в больнице, где Вам нужно, действительно, употребить время на Вашу “насущную” и кормящую Вас работу. Неужели я не убедила Вас!… Мне просто тяжело об этом думать и видеть, что вишу на Вас тяжелым грузом. Для всего приходит время. Придет и для меня, и для моей работы быть напечатанной, если она нужна для певцов. И будет она напечатана, хоть после моей смерти, т. к. ничто в мире не пропадает… Обнимаю Вас, молюсь за Вас, посылаю Вам “сильнейшие” флюиды добрых пожеланий. – Спасибо Вам за все. И всему Вашему семейству.
59
Речь идет о статьях: Малышева Н. М. О вокальном исполнении // Вопросы музыкознания. М., 1954. Вып. I. С. 150–177; Малышева Н. М. О работе певца над голосом // Вопросы музыкальной педагогики. М., 1962. Вып. I. С. 50–70.
60
См. в письме К. И. Чуковского Н. М. Малышевой от 2 февраля 1963 года по получении им в подарок от Н. М. сборника с ее статьей «О работе певца над голосом»: «Насколько я понимаю, статья “О работе певца над голосом” есть глава большой книги “Певец и голос”, которую Вы должны написать. Второй главой этой книги должна быть Ваша статья “О вокальном исполнении” (1954), а третьей – научный анализ любимейших русских романсов и арий (с воспроизведением текстов и нот). Я бесконечно тронут Вашим подарком, и, пожалуйста, не подумайте, что мне не понятна Ваша тема. Я очень боялся этого, но когда увидел, что вокал родственно связан с дикцией (качества которой мне дороги), понял многое из того, что Вы говорите о вокале – о его “едином ядре”, о “степени зевка, соответствующей данному интервалу”. Читали Вы у Андроникова о гортани Шаляпина? Здесь была бы неплохая иллюстрация для Вашей статьи». Привожу по: Переписка К. И. Чуковского с академиком В. В. Виноградовым и Н. М. Малышевой. Письмо № 5. Текст И. Л. Андроникова, о котором говорит Чуковский, – «Горло Шаляпина» – рассказ, входящий в серию «Из жизни Остужева» // Андроников И. Л. Я хочу рассказать вам… М., 1962. С. 441–451. В письме от 5 февраля 1963 года Малышева отвечает Чуковскому: «Книжку Ираклия я, конечно, читала с большим увлечением. Что до “горла Шаляпина”, – подумаю. Боюсь, что это не совсем то, что мне нужно для объяснения певцам, – Ираклий говорит о горле Шаляпина не в певческом состоянии, а в природном. Мне же нужны “функции” – артикуляция в процессе пения у людей с голосами обыкновенными, не “божественными”, как у Фед. Ив.». Переписка К. И. Чуковского с академиком В. В. Виноградовым и Н. М. Малышевой. Письмо № 6.
Н. М. последовала совету К. И. Чуковского; в письме к нему от 5 февраля 1963 года она пишет: «Спасибо Вам <…> за то, что советуете мне (Вы, первый) написать одну общую работу о пении. Правда, еще одна моя подруга, Раиса Азарьевна Резник, доцент Саратовского у-та, с которой мы жили в Тобольске в 41–43 годах, давно мне все говорит, чтобы сделать что-то вроде “альбома” с анализом разных романсов. Только, мне кажется, анализ должен быть не “научный”, а драматический (по Станиславскому), но сделан должен быть на строгом соответствии с автором –
61
Привожу по: Переписка К. И. Чуковского с академиком В. В. Виноградовым и Н. М. Малышевой. Письмо № 6. См. также в письме № 13: «<…> Вы как-то мне написали, чтобы я начала работать, соединила бы свои статьи о вокале и сделала бы что-то вроде “альбома” с анализом романсов. Я и начала, и пишу. Никто мне этого не посоветовал сделать, кроме Вас. И как я Вам благодарна! Какая для меня это радость, и как хочется написать о романсе. Какую дребедень пишет Моск. консерватория. Сегодня купила второй выпуск “Вопросов вокальной педагогики”. Набросилась, думала вычитаю что-нибудь из статьи Мирзоевой “Анализ исполняемого вокального произведения”. – Оказался какой-то лепет для певцов, уровня средней школы. Как можно говорить об “исполнении”, не адресуясь к Станиславскому, к Шаляпину!.. Половина сборника “вокализы”, т. е. ноты, по которым ученики должны учиться. Ну, да бог с ними!»
Интересна судьба книги Н.М: ее замысел родился в Тобольске; там же был написан и ее первый вариант [62] . На рукописном экземпляре проставлены рукой автора дата и адрес: 17 марта 1942 г. Тобольск, Пролетарская площадь, д. 11. В Тобольск в 1941 году был выслан муж Н. М. В. В. Виноградов. Здесь, в Тобольске, в суровое для страны и тяжкое для них время Виктор Владимирович и Надежда Матвеевна продолжали подвижнический труд на ниве отечественной культуры, науки и просвещения. В. В. читал лекции по русистике в эвакуированном в Тобольск Омском пединституте и, как всегда, много писал, а Н. М. вела для певцов эвакуированного Днепропетровского музыкального училища курс «Культура речи» (– «.?..» – «За отсутствием педагога»).
62
Подарен Н. М. Малышевой А. П. Лободанову.
Н. М. сначала недоумевала: как она, концертмейстер, пианистка, будет вести занятия по культуре русской речи? А затем решила разбирать с певцами тексты поэтов – А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Фета, А. К. Толстого, А. Н. Апухтина, на стихи которых М. И. Глинка, А. С. Даргомыжский, П. И. Чайковский, Н. А. Римский-Корсаков, С. В. Рахманинов и другие композиторы писали романсы. Раскрывая образ автора стихотворного произведения и показывая музыкальную интерпретацию поэтического слова, Н. М. на практике создала самостоятельное направление в вокальной педагогике – музыкально-драматический анализ русского романса. Так и родилась идея книги «О пении», получившая позднее подзаголовок «Из опыта работы с певцами». Части этой книги выходили в разные годы в виде статей в музыковедческих сборниках (см. выше – сноску № 12), а после 1962 года Н. М. пишет для своей книги музыкально-драматические анализы («разборы») романсов Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова на стихи русских поэтов, считая необходимым их издание параллельно с нотными текстами. К 1966 году эта часть книги была вчерне написана, о чем Н. М. и сообщает Чуковскому [63] и Андроникову со скромной надеждой, что рукопись будет ими прочитана и, возможно, будут даны советы по совершенствованию ее композиции.
63
Н. М. Малышева 10 марта 1966 года пишет К. И. Чуковскому: «Кончила я свою работенку о пении (по вашему совету – три части). 1ая – о технике вокальной; 2ая – об исполнении; 3я – примеры музыкально-драматического анализа романсов. Все, конечно, на базе “системы”, даже и самый “вокал”. Везде должно действовать воображение, т. е. могущественное “если бы” – по Станиславскому. Очень мечтала бы я, чтобы Вы прочли, но знаю, что это тяжелая обуза для всех – читать чужое. В. В. не решаюсь просить прочесть. Однако он носит мою писанину своей машинистке и сам ей платит за перепечатку…». Там же. Письмо № 22.
«29/III [1966] [64]
Дорогой Ираклий Луарсабович!
Посылаю Вам экземпляр своей работы. Он очень напачкан. Это что-то вроде рукописи.
Не обижайтесь за это, и за всю кухню моих размышлений, которая Вам откроется. Анализы некоторых романсов написаны там довольно чисто, что Вам[,] вероятно[,] всего интересней. По прочтении выброс[ь]те всё это, чтобы никто никогда этой грязи не видал. У меня лишь один сравнительно чистый экземпляр. С него в Узком [65] буду переклеивать и чистить два неправленных. Посылаемый Вам экземпляр – этот самый, с которого я переносила правку в свой, – почище.
Я надеюсь, что Вы не сочтете присыл Вам этой грязной рукописи за недостаточное к Вам почтение. Напротив, это знак моего к Вам безграничного доверия».
64
Год устанавливается, в частности, по письму Н. М. Малышевой К. И. Чуковскому. Там же. Письмо № 22.
65
Старый Дом отдыха АН СССР в Подмосковье (теперь – на территории Москвы). Н. М. любила бывать там: в Узком часто отдыхал К. С. Станиславский, и Н. М. подгадывала свои приезды, чтобы быть поближе к Константину Сергеевичу. В Узком в 1924 году Н. М. познакомилась с В. В. Виноградовым.
До завершения рукописного варианта анализов русских романсов Н. М. читала эти «разборы» Ираклию Луарсабовичу при их личных встречах; обсуждение прочитанного очень волновало и вдохновляло Н. М., которая чутко прислушивалась к комментариям Андроникова как знатока историко-литературного контекста первой половины XIX века.
«Мне очень, конечно, хочется еще раз с Вами встретиться. Но 31-го мы едем в Узкое на 2 недели. А потом Вы уедете в Тбилиси. Надеюсь дожить до осени, и Вы, бог даст, доживете, – тогда давайте еще раз засядем за Глинку и почувствуем “силу гармонии”. – “Когда-бы вс так чувствовали” её, как Вы!
Спасибо Вам за внимание и за сердечную горячность, которую Вы обнаружили, слушая анализы романсов.
Н. М. постоянно перерабатывала и дорабатывала свои «разборы» романсов, добавляя новые к уже написанным: 15 анализов были готовы к 1969 году, о чем она и сообщает Андроникову в письме от 29 августа 1969 года:
«<…> А я сижу над „альбомом любимых русских романсов” (по совету давнему Корнея Ивановича). Уже написала 15 романсов (3 Глинки, 2 Даргомыжского, 7 Чайковского, 2 – Римского и 1 Рахманинова). Отдам в перепечатку, и в МузГиз, где всё еще не выходит сборник наш вокальный с моей статьей. – Помните? – Вашей крестницей?
Я хочу, чтобы романсы были напечатаны с нотами и с словесными моими анализами, и с небольшим моим предисловием. Я как-то уверена, что это возьмут. Нет ведь в литературе ничего о романсах доступного для обыкновенных певцов. <…>
– “И вот моя жизнь!” [ – ] сказала Лизавета Ивановна в [„]Пиковой Даме[”]…».