Притяжение страха
Шрифт:
Всю ночь она тряслась, страшась уснуть и опасаясь выйти из номера.
Юлия боялась. Боялась людей в черных капюшонах. И огромных темных теней, вызывающих ледяной ветер. Боялась вампиров, доноров и сумасшедших гениальных архитекторов. Боялась любви, ответственности, и даже собственного отражения в ночном зеркале - такого незнакомого, напряженного и растрепанного.
Но еще больше она боялась за Антонио. Так, что несколько раз подходила к двери, намереваясь помчаться к нему. Только - куда?! На автовокзал?
И
И все- таки не покидало ощущение, что все эти тайны и ужасы ей только мерещатся. Как-никак, она болеет -и довольно сильно. Судя по ознобу и рези в глазах, опять поднималась температура. Вообще, какая-то она уже вся разбитая… старость - не радость. Юлия всю ночь пила анальгин и микстуру, которая совсем не помогала. И, конечно, уснула лишь к рассвету на неразобранной кровати, в так и не снятой одежде.
Было только десять часов утра. Она шла, невольно ускоряя шаги, почти уже бежала к «Трамонтане». Когда ее догнал Хуан, с которым они, вероятно, разминулись, не узнав друг друга сразу под целлофановыми плащами. Непогода все-таки победила. И с раннего утра городок накрыл унылый черно-белый фильтр мелкого затяжного дождя.
Тревога и ужас, и страх за почти чужого человека, усиленные многократно изнуряющим чувством вины и дурацкой ответственности давили на психику, словно сговорившись с природой. Как все это уже надоело!
– в сердцах подумала Юлия, увидев Хуана. У него было такое лицо… как у Ришара - тогда, в тот день, который положил начало всей этой мистической свистопляске.
– Антонио… - выговорил Хуан.
– Антонио?!!
– Вам оставили письмо, сеньорита Юлия…
– Письмо?
Она ожидала чего-то ужасного. И потому теперь ошарашено глядит на аккуратно сложенный вдвое белый листок в руке Хуана.
– Возьмите…
Она медленно разворачивает плотную бумагу. Но ветер, штормовой, порывистый ветер так нагло вырывает из рук лист бумаги, принадлежащий ей, только ей одной, что приходится грубо смять его в пальцах. Она смотрит и видит уже знакомый почерк, который вызывает укол в сердце. То есть не сам почерк, а воспоминание. О ночи на Арене корриды. Как тогда все было глупо и прекрасно! И казалось просто шальной, пьяной шуткой в стиле рок.
– Хуан, я ничего не понимаю… Я ничего здесь не понимаю! Где Антонио?!
Дождь стучит по плиткам тротуара, по черепичным крышам игрушечных домиков. Они сидят в кафе рядом с «Трамонтаной».
Уютно шкварчит жарящееся в углу на гриле мясо, пахнет кофе и пиццей. Перед ними на розовых салфетках стынет горячий кофе. Хуан развернул перед собой белый лист с прозрачными крупными веснушками от дождевых капель. И, опять краснея и протирая поминутно запотевающие очки, переводит Юлии письмо, оставленное для нее странным темноволосым юношей.
– …самое ужасное, что все , правда. Тебе трудно поверить. Мне самому не верится, но… это так. Как, правда и то, что ты - мой ангел. Мой единственный ангел. Спасибо, я знаю, что ты любишь меня, против желания, но - любишь. И именно поэтому я ухожу. Слишком опасно тебе быть рядом со мной. Прости, я не могу сделать то,
Хуан со страхом поднял на Юлию выпуклые глаза. Но она так нетерпеливо взмахнула рукой, что он, так ничего и, не сказав, продолжал перевод:
– …ему угрожали до этого много раз - так же, как теперь угрожают мне. Требовали отдать чертежи, пугали, шантажировали… Только ведь их невозможно уничтожить. Ты и сама несерьезно об этом говорила, правда? Ты же понимаешь… Это нереально.
Когда прозрачно-красная пластмассовая палочка для размешивания коктейлей с резким треском сломалась в ее руке, бармен и пара посетителей оглянулись и осуждающе посмотрели в ее сторону. А Хуан вздрогнул. И продолжил:
– …и еще… Я знаю, что ты выполнила бы обещание, которое я выклянчил у тебя вчера на автовокзале. Знаю, что ты никогда меня не предашь. И поэтому, только поэтому я покидаю тебя. Спасибо, ты подарила мне волю к жизни. Теперь, надеюсь, все будет хорошо…
Под усилившимся дождем Юлия вернулась в отель.
По дороге она зашла в знакомый супермаркет, где, кажется, собрался сегодня весь город. Люди, сонные и вялые, как зомби, все в одинаковых прозрачных плащах, купленных в соседней лавочке по два евро за штуку, жадно толпились у прилавков с выпивкой. Равнодушно пройдя мимо вина, Юлия купила бутылку «Блэк Джек».
Накрывшись с головой хрустким целлофаном, она сидела на мокром балконе, держа в руках развернутое письмо. Она смотрела снова и снова на неровные, страстные строчки - так похожие на человека, писавшего их. Слышала снова и снова смущенный голос Хуана, говорящего ей невероятные, прекрасные, отчаянные слова. И, чтобы лучше осознать то, что случилось, снова и снова глотала горькую жидкость из горлышка тяжелой бутылки.
С тех пор их всегда было двое. Она и тоска.
Город вымер. Экзотические магазины, яркие сувенирные лавочки, и даже шумный бар внизу, мешающий спать по ночам, - все было закрыто. Рестораны на улицах работали вхолостую, даже не пытаясь завлекать внутрь прохожих - по причине отсутствия на улицах таковых. Постельное белье, одежда, пол, мебель и сам воздух - все было сырым и холодным, как замороженная креветка во льду.
И еще, она теперь отчетливо поняла смысл улыбок, вызываемых упоминанием названия ее отеля. Стены в «Дон Жуане» были картонные. Так что, не вылезая из номера несколько суток, Юлия вдоволь наслушалась, как за стенкой ругаются, смотрят футбол, поют, блюют в унитаз и трахаются - практически не переставая.
Она закутывалась во все теплое, что у нее было с собой из одежды - то есть в джинсы, рваные на коленях, плохо отстиравшуюся от крови Антонио трикотажную кофту с длинными рукавами и отсыревшую джинсовку. Накрывалась, чуть ли не с головой, тонким пледом и скользким покрывалом. И смотрела на фотографии Карлоса. И понимала ужасную, сводящую с ума истину.