Притяжение
Шрифт:
Больше она не успела ничего сказать, потому что я бросилась к ней, крепко обняла и притянула к себе. Уткнувшись мне в плечо, Мари всхлипнула, но я лишь сильнее обняла ее.
— Мне так жаль, Люси. Прости меня.
— Ш-ш-ш, — прошептала я, крепко сжимая ее в своих объятиях. — Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя, Горошинка.
Она облегченно выдохнула, и я почувствовала, как напряжение покинуло ее тело.
— Ты не представляешь, как я рада видеть тебя, Стручок.
Немного успокоившись, мы подошли к одному из мостиков,
— Он велел передать тебе это и не выпускать с территории сада до тех пор, пока не будет прочитана последняя страница.
— Что это?
— Не знаю, — ответила она, поднимаясь на ноги. — Но мне было поручено предоставить тебе время, чтобы ты смогла прочесть это. Я пойду, поброжу по окрестностям. Когда закончишь читать, встретимся здесь же.
— Ладно. Звучит неплохо.
Я вскрыла конверт и обнаружила в нем рукопись, озаглавленную «История Г.М. Рассела». Я тяжело вздохнула — это его автобиография.
— А, и… Люси? — крикнула Мари, вынуждая меня обернуться и посмотреть в ее сторону. — Я ошибалась насчет него. Он любит тебя так, что дух захватывает. И то, как ты любишь его, — это потрясающе. Если мне когда-нибудь посчастливится почувствовать хотя бы четверть того, что чувствуете друг к другу вы двое, я умру счастливой.
Когда Мари ушла, я сделала глубокий вдох и начала читать первую главу.
Повествование шло плавно от главы к главе. Ни одной пустой фразы. Ни одного лишнего слова.
Я читала роман о мальчике, который превратился в монстра, но постепенно снова научился любить.
А потом я дошла до последней главы.
Свадьба
Он стоял с потными ладонями, пока его сестра Карла поправляла на нем галстук. Он и не подозревал, что будет так нервничать перед принятием самого правильного, самого лучшего решения в своей жизни. Ни за что в жизни он не предположил бы, что влюбится в нее.
В женщину, которая живет чувствами.
В женщину, которая показала ему, что значит жить, дышать, любить.
В женщину, ставшую его силой в самые тяжелые дни.
Сколько романтики было в том, как она двигалась по жизни, танцуя, кружась, смеясь и совершенно не считая себя нелепой и смешной.
Сколько искренности было в том, как она смотрела в глаза, как она улыбалась.
Эти глаза.
О, он готов смотреть в эти глаза всю оставшуюся жизнь.
Эти губы.
О, он готов целовать их до конца своих дней.
—
Впервые за долгое время он не сомневался в ответе:
— Да.
— Значит, ты готов? — спросила она.
— Да.
Мэри взяла его за одну руку, Карла — за другую.
— Тогда идем за твоей невестой.
Он стоял в конце прохода, ожидая, когда к нему присоединится его навечно избранная. Но сначала… дочь!
Тэлон шла по проходу, разбрасывая лепестки роз и радостно кружась в своем очаровательном белом платье. Его ангел. Его свет. Его спасение. Дойдя до конца, она подбежала к отцу и крепко обняла его. Он поднял ее на руки, и они вдвоем стали ждать. Они ждали, когда к ним подойдет она . Ждали, когда ее взгляд встретится с их взглядами. Когда это наконец-то произошло, у Грэма перехватило дыхание.
Она была прекрасна, хотя в этом не было ничего удивительного. Все в ней вызывало восхищение: искренность, доброта, верность. При виде нее, идущей к нему, к их новой жизни, в душе у Грэма все перевернулось. В этот миг он пообещал ей всего себя, до последней трещинки на своем сердце — в конце концов, именно через них сумел пробиться свет.
Встав рядом, они переплели пальцы — соединенные руки сделали их единым целым. Когда пришло время, губы Грэма сами приоткрылись, и он произнес слова, которые мечтал произнести:
— Я, Грэхем Майкл Рассел, беру тебя, Люсиль Хоуп Палмер, в жены. Я вручаю в твои руки все: мое изломанное прошлое, мое израненное настоящее и все будущее целиком. Я принадлежу тебе больше, чем самому себе. Ты мой свет, моя любовь, моя судьба. Воздух надо мной, землю подо мной, огонь во мне, воду вокруг меня и всю свою душу без остатка я отдаю тебе. Всего себя я вручаю в твои руки.
А потом… Это можно выразить всего одним клише, вмещающим в себя всю жизнь.
И жили они долго и счастливо.
Конец
Я вчитывалась в его слова. Руки мои дрожали, а по щекам катились слезы.
— Долго и счастливо, — потрясенно прошептала я сама себе. Грэм никогда не писал историй со счастливым концом.
До меня.
До нас.
До сих пор.
Я поднялась с мостика, на котором сидела, и поспешила разыскать свою сестру.
— Мари, мы должны вернуться.