Привала не будет(Рассказы о героях)
Шрифт:
В чем же сила его? В чем тайна? Тайна природы? Нет, скорее, закон жизни. Той жизни, которая зовет к борьбе.
ДОМ БЕЗ НОМЕРА
Шоссейная дорога, то взлетая на высокие откосы гор, то вплотную прижимаясь к реке, втягивается наконец в правобережную часть венгерской столицы — Буду. Здесь мало прямых и широких улиц, длинных кварталов. Буда застроена беспорядочно: дома лепятся на холмах. Среди приземистых и громоздких домов выделяется особняк, построенный в стиле тяжелой старомодной архитектуры. Вокруг него ограда с чугунными ажурными решетками. В голых ветках лип и коротко подстриженных кустарников зябко посвистывает ветер.
Особняк этот находился тогда, во время боев, несколько впереди наших позиций, и в труднейшую пору будапештской битвы в нем располагалась группа гвардейцев: отсюда как на ладони видно было предместье Буды. Подступы к дому держались под косоприцельным огнем вражеских пулеметов, и пробраться туда удавалось редко, только под покровом ночи. Солдаты, занявшие этот дом, называли себя «полпредами гвардейского полка».
До того как разбушевалась жестокая схватка за дом, гвардейцы жили в обстановке, о которой на фронте было принято говорить: «Существенных изменений не произошло».
Отсюда было совсем близко до немецких позиций, скрытых в подвалах, на чердаках и в толстостенных блиндажах. И хотя каждый день слышалась надоедливая трескотня пулеметов, грохали ружейные выстрелы, а снаряды залетали на гору и рвались даже под окнами, солдаты чувствовали себя спокойно. Для гвардейцев, проведших на передовых позициях не один месяц и не один год, такая обстановка была привычной, а спрятавшие их от огня добротные стены были надежны. И когда однажды фашисты стали забрасывать высоту тяжелыми болванками, которые с противным визгом падали на асфальт, подскакивали и, кувыркаясь, скатывались вниз, пожилой солдат-украинец Сорока покрутил длиннющие и тонкие, как шило, кончики усов и невозмутимо сказал:
— Бачите… Последнее слово гитлеровской техники! Ну и дурни!
По пустым гулким залам дома прокатился смех. Только и всего — ни страха, ни тревоги. Гвардейцы до того сжились с опасной обстановкой, что порою даже не обращали внимания на ближние разрывы снарядов и на шорох осколков, падающих у подъезда в кустах. Но в их поведении не было равнодушия и безрассудства, и вели они себя спокойно только потому, что надеялись на самих себя и на свое превосходное оружие.
Этот дом гвардейцы заняли еще в то время, когда наши войска буквально на плечах отступающего противника ворвались в Буду. Позже парторг роты гвардии старший сержант Михаил Стариков — человек храбрый, но осторожный, даже порой несколько медлительный — сделал все, чтобы превратить дом в настоящую крепость. Прежде всего он решил
— Это что же, сидеть в одной комнате и ждать, когда тебя стукнут из другой? — проговорил Стариков, озадаченно глядя на стоявших рядом товарищей.
— Дозвольте пошукать, — обратился Сорока, — я по части наблюдательных пунктов малость кумекаю.
— Давай ищи, — кивнул Стариков. — Отличишься — твою фотографию в газете напечатаем. На видном месте.
— Нет, не можно такое робить, — запротестовал Сорока. — Вин, скажут, и подвига не делал, а его як героя малюют.
— Ну, тогда придется его жинке прописать. Обрадуется-то как!.. — вставил широкогрудый, с одутловатым лицом гвардии старший сержант Столбов.
— Вот то дело! — Сорока удовлетворенно покрутил усы. — Пусть старуха дивится, якой у нее парубок!
Товарищи рассмеялись.
Попросив у командира бинокль, Сорока вышел из комнаты. Было слышно, как он осторожно ступал по паркету коридора, затем шаги удалились, но еще раздавался цокот его сапог с железными подковками. Догадаться было нетрудно: Сорока выходил из дома — цементными плитами выстлан только вход. Дальше шаги Сороки совсем затихли.
Не тратя напрасно времени, командир группы начал расставлять пулеметы, определять места огневых точек для одиночных стрелков и автоматчиков. По правде говоря, тут возник целый военный совет: каждому хотелось высказаться, у каждого были свои соображения.
Сошлись на том, что для пулеметных гнезд лучше всего подойдет передняя угловая комната. Она размещена на втором этаже, отсюда открывался широкий обзор; из окна был виден главный перекресток, к которому сходились от центра города три улицы. Всматриваясь в начертания этих улиц, Стариков убедился, что дома здесь стоят впритык, между ними нет проходов.
— Согласен. Фашистам не миновать опасного перекрестка, — сказал Стариков. — А вон тот дальний район надо взять под обстрел из другой комнаты. Из противоположной. Так что начнем строить амбразуры в двух комнатах.
Стрелкам и автоматчикам командир приказал держаться сообща в средних и боковых комнатах, там же, где и пулеметчики. Распылять силы по всему огромному дому командир не решился. Пусть лучше остальные этажи останутся «про запас».
— Ну а мне позвольте куда повыше, — басом проговорил гвардии старший сержант Столбов, слывший в кругу товарищей отменным гранатометчиком.
— На крышу полезешь? — нарочито серьезным тоном спросил Стариков.
Столбов догадался, что командир, конечно, шутит, и на его шутку ответил своей:
— Граната, она хоть и с неба… все равно полетит вниз и кого нужно найдет.
— Ладно, в случае чего… работай на верхнем этаже, — проговорил Стариков и тут же приказал немедленно приниматься за дело.
Из первой комнаты, служившей, видимо, кабинетом какому-то вельможе, вынесли этажерки, кресла, письменный стол. Мягкий диван хотели было оставить, но потом решили убрать и его. Не тронули лишь два массивных книжных шкафа.
После того как комнату освободили от мебели, в ней стало просторнее, но большие окна оказались слишком «глазастыми» — в случае обстрела пули могли прошивать комнату вдоль и поперек.