Приведен в исполнение... [Повести]
Шрифт:
На стульях какие-то костюмы, мы переглядываемся и послушно натягиваем на себя белые рубашки и все остальное. На лацкане моего пиджака крупный значок: «Харон. Фирма ритуальных услуг». Значит, мы… О Господи…
— Там остался наш товарищ, — говорит Юрий. — Он в опасности.
Она улыбается:
— Опасность — это глупое восприятие. Так думают те, кто не знает истины. Модест вне опасности. Те, кто дал вам машину, — тоже. Они ничего не помнят и не вспомнят. Вы должны идти со мной…
Теперь она говорит отчетливо и внятно. Мы ставим гроб на каталку и вывозим из
— Ты спасла меня, ты помогла нам и теперь, но… зачем тебе… мы?
— Вы должны все сделать сами, — говорит она непререкаемо. — В этом ваше прощение…
Но за что это, Боже ты мой, за что? За то, что мы — люди, всего лишь люди?
— Ты прав, — слышу ее голос.
…Двор, черный лимузин, вкатываем гроб в его чрево, Юрий садится за руль, я рядом, пора трогаться, и я снова чувствую, как меня охватывает озноб. Она говорит:
— Вам откроют ворота, разговаривать не нужно ни о чем…
Юрий включает зажигание, нажимает педаль газа, автомобиль мощно и уверенно трогается, в зеркале я вижу, как следом за нами трогается наш фургон, за рулем — Модест…
Нас выпускают беспрепятственно…
…Я выезжаю следом за черным автомобилем. Это — катафалк, ворота распахиваются… Все похоже на сон…
На условленном месте нас ждут экспедитор и грузчики (странно — мы не договаривались встретиться после «дела», кажется — только позвонить!). «Спасибо, ребята, выручили!» — Я уступаю руль, состояние словно после тяжелой болезни…
И они уезжают…
Сажусь рядом с Юрием и Джоном. Едем. Они тяжело молчат, я оглядываюсь — красный гроб покачивается, словно корабль на волнах. Откуда они его взяли? И мрачная догадка буравит мой взбудораженный мозг…
Там — Игорь. Его убили… Наши усилия напрасны.
Останавливаемся около дома Юрия Петровича. В его квартире ждет Зинаида. Господи, что мы ей скажем, что…
— Хочешь взглянуть? — вдруг спрашивает Юрий Петрович.
— Н-нет… — бормочу в ответ. — Зачем?
— И все-таки… — Он выходит, открывает задние дверцы, оглядывается на нас и решительно приподнимает крышку гроба.
И я вижу, как на его лице отражается недоумение, мгновенно переходящее в ужас.
Гроб пуст…
Он стискивает голову ладонями:
— Ребята, это же сон, мы все спим и никак не можем проснуться…
— Нужно идти, — сурово произносит Джон. — Она там. Она ждет.
…Садимся в лифт, этаж, еще этаж, стоп…
— Я… сам… — говорит Юрий Петрович. Он хочет позвонить в дверь, но она… открыта.
…Сон, сон, сон… Болезненный кошмар, что я скажу Зине, что объясню…
Снимаю дурацкий черный пиджак с фирменным значком, медленно (удерживаю шаг — подольше, подольше…) иду к дверям столовой, я знаю, Зина — там…
Увы, не одна… Она разговаривает с кем-то, слышен мужской голос, и совершенно невозможный по красоте — ее. Низкий, обворожительный… радостный — она сошла с ума… Господи, кто мог прийти к ней в такую минуту?
Ударяю дверь ногой и… застываю на пороге. Она сидит на диване, прижавшись к молодому
Это Игорь. Он удивленно смотрит на меня, потом на часы:
— 18.00… — улыбается — мама, мне пора, служба…
И Зина улыбается… мне — улыбается так, словно ничего и не было.
Откуда ты взялась в моей сломанной жизни, Зина…
…и, словно ядро, вышибленное из ствола могучим напором порохового взрыва, — вылетаю на лестницу и срываюсь вниз. Джон и Модест несутся за мной. Скорее, я знаю, что там…
Выскакиваем на улицу, погребального катафалка нет, он исчез. Я вижу ошеломленные лица своих товарищей.
Джон подходит к кромке тротуара и жестом подзывает нас. Видны отчетливые следы протектора, они высыхают на глазах.
А мимо проходит молодой офицер милиции, и мы провожаем его долгими-долгими взглядами.
И понимаем: есть многое на свете, что не снилось, — это самое лучшее объяснение. А мой Игорь? Может быть, он тоже… ищет меня?
…Этот вечер был трудным, квартирные драки и склоки, потом привели двух карманников, один нагло все отрицал, хотя оперативник из спецгруппы намертво зажал его руку с чужим бумажником…
Болит голова, словно долго не спал, и мама была какая-то странная…
И этот мужчина в белой рубашке…
…А потом раздался резкий телефонный звонок, и Темушкин нетерпеливо махнул рукой — не слышишь, что ли?
Старушечий шамкающий голос; бабушка утверждала, что днем на Ваганьковском похоронили какую-то девочку и что похороны эти связаны с тяжким преступлением. Она не назвала себя и повесила трубку.
Доложил Темушкину. Он долго морщил лоб, потом улыбнулся:
— Тебе, Зотов, больше всех надо? Это же мистификация или сумасшествие. Плюнь…
И я понял, что мой старший, умудренный жизненным и служебным опытом товарищ — прав.
Неправедный пусть еще делает неправду…
P.S.Стихотворение, написанное рукой Игоря, которое Зинаида Сергеевна нашла во внутреннем кармане его плаща:
…И страстного лица таинственный укор, И странное души преображенье; Смотрю на вас: вы опустили взор, А в сердце — пустота, любви определенье… И в сумрак уходя послушно и легко, Вы жест изящный дарите, играя, Все сказано, увы… И Слово — далеко, Но рядом с вами сердце догорает. Оно не в силах Светлый крест нести, Оно давным-давно остановилось. Последний взгляд. Последнее «прости». Пусть властвует Любовь. Или хотя бы… милость.