Привет из прошлого
Шрифт:
Мужчина и мальчишка благочестиво опустились на колени. Лицами на восток, как и полагается при молитве. Одного лишь они не учли: премудрая богиня не надоумила своих прихвостней не сажать свежеизловленную чернокнижницу лицом на запад, спиной к старому клёну. Осознав, что стоит на коленях перед порождением зла и скверны, мальчишка покраснел, как бурак, и смущенно потянул наставника за рукав. Тот, однако, не пожелал отвлекаться от благочестивого бормотания и лишь раздражённо дёрнул головой, мол, отвяжись. Вэл бурел всё больше, явно осознавая откровенно богохульный характер происходящего, но, не умея облечь свои противоречивые чувства в простые и понятные слова, молчал и лишь беспомощно таращил глаза. О молитве он уже думать просто не мог. Я милостиво кивнула головой
Я, кстати, тоже была босиком. Возмущение, охватившее мою бедную больную голову при виде голых ног, которые уже успели испещрить красными чешущимися точками комары и здоровенные лесные муравьи, было столь сильным, что я мгновенно забыла о показной кротости и ожгла по-прежнему косящегося на меня мальчишку бешеным взглядом. Был бы рот развязан – ещё и пару ласковых бы добавила. Впрочем, тряпка, пресекающая мою самодеятельность, была столь вонюча и гадка на вкус, что организм, и без того выносивший все выпавшие на это утро тяготы с редкостным для него стоицизмом, решился на активную акцию протеста. Меня затошнило, а поскольку рот был по-прежнему забит, вязкие желчные массы хлынули через нос. Дыхание перехватило; сделав несколько судорожных глотательных движений, я не сильно преуспела и, чувствуя, как безжалостная рука удушья стискивает дёргающиеся лёгкие, начала беспомощно заваливаться набок.
Спасителем выступил Вэл. Так и не сумевший сосредоточиться на молитве мальчишка понял, что с жертвой не всё ладно, и рванул на подмогу, презрев даже негодующий вскрик оторванного от благочестивых бормотаний паладина. Выдернул тряпку из моего рта, перевернул на живот и ловко, с немалым опытом, поддержал голову, пока я избавлялась от остатков съеденного накануне ужина.
– Вот ведь коварная тварь! Насколько же ей нестерпим свет истинной веры, раз она попробовала прервать святые слова столь безобразной демонстрацией! – искренне вознегодовал паладин, вставая с колен и подходя ко мне. Я ответила ему вымученно-злобным взглядом, безуспешно пытаясь утихомирить не на шутку разбушевавшиеся внутренности, которые упорно стремились ознакомить со своим небогатым содержимым весь мир. Оруженосец, добрая душа, сбегал к сваленным неподалёку дорожным торбам и приволок баклажку с водой. Поболтал, приложился к горлышку и, набрав полные щёки, от души фукнул мне в лицо.
От вопля, вырвавшегося из моей груди, над лесом поднялась стая истерично орущих птиц. Я забилась в своих путах, выгибаясь дугой и вереща от нестерпимой боли. Чернокнижники привычны к телесным страданиям и частенько сами себе их доставляют, черпая силу, однако святая вода, которой обдал меня бессовестный мальчишка, определённо никакими силами делиться не собиралась. Наоборот, она безжалостно отнимала те крохи, которые ещё остались после утреннего сражения со светоносной парочкой.
– Ой-ой-ой… – бестолково заверещал Вэл, напуганный столь острой и резкой реакцией на свою добровольную помощь.
– Вот ведь… Ах ты ж… Ну… – Паладинам ругаться не полагается. По крайней мере, перед подрастающим поколением. Мужчина это крепко помнил и потому лишь беспомощно хватал воздух ртом.
Я занималась тем же.
– Дай посмотреть. Ну, дай посмотреть! Да не бойся ты, ничего я тебе не сделаю! – Двое суетящихся около меня представителей сильного пола и знатного сословия – это было бы лестно, если бы не было настолько страшно и не несло
– Ожог. Причём сильный…
– Так можно же полечить! – от всей широты недалёкой души предложил мальчишка, не пытаясь скрыть облегчения. Да и чего там, действительно – подумаешь, едва глаза не выжег, так это все дело поправимое.
– Угу. Подлечу я. А потом с пустыми руками мы с тобой ко двору вернёмся. Не выдержит эта тварь еще одной порции Света, скончается в страшных муках да и провалится к своим мерзким божкам прямиком. А мы опять полтора года выслеживать, высматривать да вынюхивать будем, пока следующую гадину не найдем?
Вот оно что, оказывается… То-то они такие потрёпанные да оборванные. Больше года по дорогам нашего захолустья шататься, чернокнижников выискивать-вылавливать – это вам не на приёмах великосветских ножками шаркать да деликатесные паштеты кушать. Тут любой запаршивеет. А уж отпрыски благородных родов, которых, преимущественно, и набирают в армию воинов света, – и подавно.
– Вспомни, сколько грязных бабок и дедов мы разворошили просто так! – продолжал сокрушаться паладин, ничуть не стесняясь моего присутствия. И верно, было б чего краснеть! Да за одно подозрение в занятии чернокнижием ещё полсотни лет назад в нашем славном королевстве вешали без суда и следствия, а потом обезглавливали труп, отрубали язык и сжигали всё это на костре – просто так, на всякий случай, а то мало ли что. А тут только поглядите, честь какая невероятная оказана: проверяют они ещё, удостоверяются! – И все, как один, пустышка! Сколько деревень обхожено, сколько вонючих хат облажено! И ты хочешь все труды наши насмарку пустить?!
Похоже, родители паладина в своё время не поскупились на хорошего преподавателя риторики. Как он вещал! Аж я заслушалась. Какой надрыв, пафос, эмоции! Не применяя высоких словес одними лишь модуляциями голоса передать всю бездну пережитого унижения – это суметь надо!
Вэл тоже проникся, правда, не так, как я. У него-то опыт прослушивания подобных тирад явно был немалый. Вздохнув, мальчишка пожал плечами. Порылся в сумках, позвенел склянками и подступил ко мне с какой-то угрожающе воняющей тряпкой. Я подозрительно дёрнулась, но принюхалась и успокоилась: хороший лекарства никогда особенно приятно не пахнут, а тут просто какой-то травяной сбор, скорее всего, чтобы снять раздражение и успокоить нестерпимо горящую кожу. Со старанием и прилежанием Вэл повозил тряпкой по моим щекам и внимательно всмотрелся в результат своих трудов, а я, пользуясь моментом, принялась за старательно изучение его лицо. Ничего особенного или примечательного в нём не было, но вот глаза… Меня определенно смущали эти глаза. Было в них что-то неправильное.
– Кхм… Гхм! – торжественно прокашлялся паладин, то ли возревновавший, то ли испугавшийся, что я какую-нибудь гадость его ученичку сейчас сделаю.
– Ммм?.. – неопределенно отозвалась я, наслаждаясь удивительным ощущением покоя, которое заменяло постепенно отступающую боль. Кожу всё ещё жгло и саднило, но уже не так страшно, неизвестный мне травяной настой уменьшил страдания и словно бы открыл глаза: я по-новому взглянула на своих похитителей и, пользуясь щедро предоставленной возможностью (вновь сунуть мне в рот кляп никто так и не удосужился), прикусила нижнюю губу. Вэл тут же шарахнулся в сторону, словно ожидая, что я сейчас ядом плеваться начну или проклятие какое на-гора выдам, однако паладин, поняв, покровительственно похлопал меня по плечу:
– Ты уже способна соображать внятно?
– Не совсем, – честно призналась я. – Не каждый день мне в лицо святой водой плещут. Оправиться от столь подлой и неожиданной атаки не так уж легко.
– Эх, Вэл, Вэл… – Мужчина укоризненно покачал головой и вздохнул. – Чуть не угробил пленницу. Ну да ладно. Зато мы теперь наверняка убедились – это именно та, кто нам нужна.
– Ага, ага! – веско подтвердил ученичок, старательно не глядя в мою сторону и с подчёркнутым вниманием возясь со своими тряпочками-скляночками.