Привет, любимая
Шрифт:
...Здесь идти стало легче. Не палило солнце. Пели птицы. Воздух был свеж. Дорожка благополучно довела меня почти до самой станции. Вот именно, что почти. У последнего поворота я увидела Мишку. На мотоцикле.
Бежать! Немедленно! Чемодан с сумкой бросить и бежать! Назад! В кусты! Куда угодно!
Мишка перекинул ногу через седло, спрыгнул на землю
– Удираешь? Не хочешь решать свои проблемы?
– Это ваши проблемы, не мои.
Я хотела обойти Мишку вместе с его "Явой", увы - не получилось. Он вырвал у меня из рук и чемодан, и сумку. Швырнул их на землю. Крепко сжал мне запястье правой руки.
– Ты никуда не поедешь.
– Поеду, Миша. Меня даже локомотив не остановит.
– Нет, не поедешь.
Мы стояли друг против друга и оба гневно сверкали глазами.
– Как ты меня выследил? Тебе Олег сказал, да?
– Олег?
– удивился Мишка, не отпуская мою руку, - Олег сказал, что не видел тебя с вечера. А он видел?
Кажется, Рыжий просто рассвирепел. Пока спокоен, но через пару секунд взорвется. Вот это темперамент!
– Какое твое дело?
– А мне до всего есть дело
– Значит, веночки ты мне ночью подкинул?
– я сразу вспомнила, где сейчас лежат эти веночки.
– Я, - самодовольно сознался Мишка.
– И платочек - ты?
– Какой платочек?
– Беленький, кружевной...
– Нет, не я, - растерялся Рыжий.
– Наверное, это Толик. Я как-то у него такой видел. Решил, у него с головой плохо. А с какой это стати ты раздариваешь всем мужикам подряд свои кружевные платочки?
Ревнует? Хм. Интересно, какое у него на это право? На мой взгляд, никакого.
– По-моему, с головой плохо не только у Толика, но и у тебя, Мишенька. Вам обоим надо лечиться. А мне надо в город.
–
– спокойно удивился Мишка.
– Сказал же: никуда не едешь.
Мне надоело препираться. Легко ведь и на электричку опоздать. Потому я рванулась изо всех сил. Бесполезно. Теперь он схватился за меня двумя руками.
– Убери руки, Рыжий!
Он отрицательно покачал головой.
Я сделала попытку протаранить эту гору мускулов. Кусалась, брыкалась. Все попытки закончились плачевно. Он, точно клещами, зажал мою шею согнутой в локте рукой. Больно-то как! А дальше... наверное, земля разверзлась у меня под ногами. Не было нежности, как тогда, в лесу. Не было и страсти, как на опушке. Была одна ярость. Мишкины губы даже не обжигали - жгли, как уголья. И не волна нас мягко несла на себе, а свирепая махина цунами подбрасывала и швыряла. И, все равно, - лучше этого ничего у меня в жизни не случалось. Я готова была простоять так полгода.
Наконец поцелуй иссяк. Не хватало воздуха. Мишка посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил:
– Ты и теперь считаешь, что тебе надо уехать?
Я молчала. А что я могла сказать? Срочно возникла необходимость поправить блузку. Она выбилась из юбки и расстегнулась.
– Ты не ответила!
– Отпусти. Я приведу себя в порядок и отвечу тебе.
– Мне больше нравится, когда ты в беспорядке, - пробормотал он и нехотя разжал руки. Дыхание и у меня, и у него восстанавливалось с трудом. А у меня еще дрожали руки, и блузка никак не застегивалась.
– Ну, - потребовал этот проходимец.
– Я жду!
– Мне не из чего было выбирать...
– То есть, как?
– Один оказался трусом, другой - предателем.
Рыжий растерянно и оскорблено посмотрел на меня.
– Ты - змея, Алька! Ты просто змея! Кого я предал? Тебя? И когда же?
– А в тот самый вечер, после леса.