Привкус горечи
Шрифт:
Паоло, хозяин бакалейной лавки, оставив за прилавком своего шустрого сына, предложил инспектору присесть в кладовой за магазином и, позвонив в бар на пьяцца Питти, заказал кофе. Они по душам поговорили с инспектором.
— Вы слышали о ссоре или, как он это называет, об охлаждении отношений между продавцом антиквариата Ринальди и синьорой Хирш? — спросил инспектор.
— Ссора или охлаждение отношений? Я бы так не сказал. Она была в слезах, я отлично это помню. Она оттуда пришла прямо сюда вся в слезах, — ответил Паоло.
Синьора Хирш, элегантная, полная чувства собственного
— Я так ей сказал, я сказал: «Синьора, поднимайтесь наверх. Мой мальчик принесет вам ваши покупки. Вам слишком тяжело таскать воду». Знаете, у нее ведь была стенокардия.
— Правда? Вы в этом уверены? — уточнил инспектор.
— Конечно. У моей жены то же самое. Уже много лет не работает. Ей приходится беречь себя, и именно это я сказал синьоре Хирш. Я сказал: «Вы должны быть осторожны. Не надо таскать тяжести наверх по лестнице, пока здесь есть я. И расстраиваться тоже не нужно. Не стоит оно того, чтобы из-за этого портить свое здоровье». Правильно я говорю?
— Я... Да. Из-за чего?
— Да, эта проблема с фасадом. Ну и с крышей, конечно, тоже. И я скажу вам, все это вылетит в копеечку.
— Так их конфликт с Ринальди возник именно на этой почве? Он говорит, она очень нуждалась. Значит, квартира принадлежала ей, раз она должна была оплачивать такой ремонт... Странно... Он сказал, она пыталась что-то ему продать, но он ответил, что ее вещи не стоят тех денег, на которые она рассчитывает.
— Бедняжка. Ну как-то она обходилась. Все кончено, вы же видите. И в любом случае она умерла. Нет ничего важнее здоровья.
На розовом лице улыбающиеся глаза Паоло казались ярко-голубыми. Он наклонился вперед и доверительно сообщил инспектору:
— Есть кое-что, чего вы не знаете. Дело в том, что в понедельник вечером моя дочь со своим мужем была на том обеде. Ну, вы знаете, в номере шестом. Так вот, мой зять — архитектор, и он знаком с Росси, который живет этажом выше синьоры Хирш, и он, кстати, тоже там был. А когда начался весь этот шум в соседней квартире, мой зять предложил пойти с Росси туда и вмешаться. Мы теперь все время думаем, а вдруг они бы успели спасти ее?
— Очень сомневаюсь. Думаю, к этому времени для нее уже все было кончено, раз они начали выламывать сейф.
— Конечно, сейчас уже слишком поздно переживать, но невозможно не думать об этом... Послать еще за кофе?
— Нет-нет... Спасибо большое за кофе и за вашу помощь.
— В любое время к вашим услугам. Мы всегда здесь.
Обдумывая феномен флорентийских званых обедов, инспектор устало тащился на третий этаж, сжимая фуражку в руке. Абсолютно не важно, кто ты по профессии, — сплетничают везде. Бакалейщик, который знает архитектора, который знаком с соседом... Журналист знает бармена, который поставляет мальчиков маркизу, женатому на американке, чья уборщица работает еще и у переводчика, который знаком с журналистом... Сплетни, переходя из уст в уста, становятся все интереснее, и последняя версия той или иной истории весьма отдаленно напоминает оригинал.
Дверь была открыта, печати сорваны. Инспектор нашел прокурора сидящим на нетронутой двуспальной кровати с кипой документов перед ним. Прокурор поднял голову, улыбнулся и
— А, инспектор. Доброе утро. Ну и что вы можете мне рассказать о нашем друге снизу, Ринальди?
— Он сказал, вы знакомы.
— Да, мне он тоже это сказал. Встречались на каком-то обеде, о котором я начисто забыл. Конечно, такое вполне могло быть. Просто я не запоминаю подобных вещей. Что еще?
— Говорит, никогда не был в этой квартире. Еще говорит, ее вещи стоят гроши, не дотягивают до его стандартов, и нам это должно быть понятно, ведь мы уже были здесь. Сказал, что и разговаривал-то с погибшей всего несколько раз, но признал, что между ними были трения. Сказал, это из-за того, что она пыталась ему что-то продать.
— А что именно?
— Не сообщил.
— Зато, держу пари, об этом сообщил бакалейщик.
— Он говорит, все это было связано с ремонтом здания.
— Скандал между соседями. Классический случай. Присаживайтесь, инспектор.
Инспектор осторожно опустился в обитое парчой кресло с круглой спинкой, стоявшее возле кровати. В таком кресле пристало сидеть даме в небрежно накинутом домашнем халате, а не карабинеру весом в сто девяносто восемь фунтов. При подобных — отнюдь не редко складывающихся — обстоятельствах инспектор старался сидеть очень прямо на самом краешке, перенося вес на ноги.
— Я полагал, вам лучше всех удастся поговорить с этими двумя, — продолжал прокурор. — Мне прислали с виа Борго-Оньиссанти двух людей для опроса соседей и поиска возможных свидетелей. Как-то же они вытащили отсюда этот сейф. К сожалению, никто ничего не заметил.
— Магазины были закрыты, было время ужина, — пояснил инспектор, повторяя рассказ бакалейщика. — Фактически на улицах остались одни лишь туристы.
— Боюсь, вы правы. Ладно, я слышал, эта женщина приходила к вам. Хочу знать зачем.
— К сожалению, я и сам точно не знаю зачем.
Прокурор минуту внимательно его разглядывал, потом, засунув незажженную сигару в угол рта, произнес:
— Прошу прощения за эту привычку. Пытаюсь бросить курить. Помогает. Продержусь, сколько смогу. А теперь... Ваш начальник очень высокого мнения о вас, вы знаете об этом?
— Да. Я знаю, но, боюсь, порой, он меня переоценивает. Я не силен в расследовании уголовных дел. В участке Питти мы в основном занимаемся похищенными сумками и украденными велосипедами.
— И случающимися время от времени убийствами.
— Такое тоже бывает. Время от времени. В большом городе без этого никак.
— Послушайте, Гварначча, я склонен верить вашему начальнику. Маэстренжело хороший человек. Однажды он станет генералом. К тому же вы знаете его уже много лет. Вы когда-нибудь видели, чтобы он улыбался? Хотя не важно, просто, думаю, он самый серьезный человек, какого я встречал в своей жизни. Слышал, что журналисты прозвали его «Могила». В любом случае я намерен последовать его совету. Вы будете приносить мне свои наблюдения и любую информацию, которую удастся собрать, а я не буду задавать вам вопросы, начинающиеся со слова «почему». Все, о чем я прошу, это не держать свои наблюдения при себе, не важно, насколько путаными или необъяснимыми они могут вам показаться. Идет?