Приворот
Шрифт:
– Нет? – удивленно переспросила она.
– А что же тогда со мной?
– Это кризис. Экзистенциальный кризис.
– Экзитензис… Как?
– Не ломайте язык, - улыбнулся он.
– В вашем случае все поправимо. Вы просто временно дезориентированы. Цели, которые раньше казались вам великими потеряли смысл. На смену им пришло что-то новое, но вы не хотите его принимать, не хотите меняться.
– Почему я должна меняться? Я столько долгих лет делала себя, мне ничего не далось даром. Почему же теперь я пустое место?!... Простите, я не хотела кричать. Накипело просто.
– Кричите, ради бога. Если вам так легче.
–
– Хватит извиняться и копить агрессию. Послушайте меня: вы, конечно, можете пропустить мимо ушей, но все же надеюсь, что зерно здравого смысла попадет в вашу симпатичную головку. Перестаньте терзать себя и родных…
– Я терзаю родных? – с обидой в голосе перебила она.
– Конечно. Они ведь наблюдают ваши страдания и не знают, чем помочь. Полагаете, вашим детям приятно видеть вечно заплаканную мать? Или супругу это зрелище доставляет удовольствие? Осмелюсь предположить, что его длительные отлучки из дома могут быть напрямую связаны именно с этим. Вы заставляете его чувствовать вину за то, в чем он совершенно не виноват. Он просто хотел ребенка, хотел, чтобы вы больше времени уделяли семье и ему, в частности. На мой взгляд, это нормальное мужское желание. То, что рождение малыша совпало с кризисом в стране – это да, проблема, но ведь и старших детей вы поднимали далеко не в лучшее время? Или я ошибаюсь?
– Вы абсолютно правы, - чуть подумав, подтвердила она, - Почему же он не поговорит со мной об этом? Я ведь пыталась говорить с ним.
– Вы пытались, верю, - закивал врач, снова включая чеширского кота, - Наверное, каждый день говорите мужу о том, как вам плохо, тяжело и какую великую жертву вы принесли, родив ему ребенка, да?
Женщина смутилась и посмотрела в окно. По стеклу тихо барабанил дождь.
– Странный декабрь, - неожиданно сменила тему она. – Может, когда выпадет снег, мне станет легче?
– Вы сколько угодно можете прятаться от себя, это не сработает, - не сводя с нее понимающего взгляда, резюмировал врач.
– Я не буду делать вам назначений, они ни к чему. Просто поразмыслите над моими словами. У вас получится принять и полюбить себя новую, я уверен.
***
– Зачем мне ехать к сестре? – недоумевала женщина в ответ на предложение мужа.
– Если я отвечу, то нарушу слово, которое ей дал, - сухо ответил он.
– Ты можешь просто сделать то, о чем тебя просят? Просто сделать и не спорить зря. Я уже вызвал такси.
– Какое такси? Вы с ума сошли? Одиннадцать часов уже, новый год на носу, а меня одну к сестре?! Я сейчас позвоню ей. Что за странные желания с ее стороны?
– Мам, перестань, - вмешалась в разговор дочь - двадцатилетняя красавица, - не звони тете Ире, просто поверь папе.
– В самом деле, мам, - баском поддержал старший сын.
Женщина бросила на них холодный взгляд, молча оделась, нервно схватила со столика в прихожей сумку и перчатки.
– За идиотку меня держите, да? Я, наверное, достала своим нытьем? Мешаю?
– с болью в голосе спросила она и, уходя, громко хлопнула дверью.
***
Устало поднявшись на этаж, женщина позвонила в знакомые двери. Никто не открыл, но из соседней квартиры вышла старушка.
– Простите, вы кто? – дребезжащим от старости голосом спросила она.
– Я сестра
– Ирины нет дома, вот вам оставили… - сказала старушка, протянув связку ключей.
Женщина удивилась. Взяв ключи, она быстро открыла, включила свет в прихожей и прошла в комнату. Обстановка внутри слегка изменилась: милые безделушки и фотографии, ранее в обилии размещавшиеся по полкам, были спрятаны, телефонный аппарат отсутствовал, кровать заправлена синим стеганым покрывалом, точно таким как на фото из гостиницы Нуука, а на подоконниках ни одного привычного цветочного горшка. Больше всего поразили окна, стёкла которых теперь закрывали плакаты с видом Гренландии. На журнальном столике одиноко ждала бутылка дорогого шампанского, рядом вазочка с дольками консервированного ананаса и включенный ноутбук.
***
Малыша с трудом уложили спать и теперь оставалось всего 15 минут, чтобы проводить уходящий год. Все сели за стол. Весело бубнил телевизор, у соседей громко играла музыка. Отец семейства открыл бутылку шампанского и разлил по бокалам.
– Мама так и не позвонила, - тихо заметила дочь.
– Так линия перегружена, дозвониться с мобильного нереально, - успокоил отец.
– Интересно, понравился ей наш сюрприз?
Мужчина не успел ответить. Внезапно хлопнула дверь в прихожей и в комнату не вошла, а буквально влетела его взволнованная супруга. Она была в распахнутом пальто, без шапки, длинные волосы, припорошенные снегом, растрепались.
– Не нужно мне никакой Гренландии! – одновременно улыбаясь и плача выпалила она.
– Я очень люблю вас! Я так люблю вас!
ЮБИЛЕЙ
Толик слыл убежденным холостяком. Не то, чтобы он не мог наладить прочных отношений с женщинами, просто ему не хотелось. Пока его однокашники с перепуганными лицами шли сдаваться в ЗАГС, кричали пьяными голосами под стенами роддома, обреченно брали ипотеку, терпеливо сносили семейный отдых и тайно пили, снимая нервное напряжение, Толик жил в свое удовольствие: кутил с подружками-однодневками, ездил в длительные заграничные командировки, откуда привозил массу новых впечатлений и магнитики.
В день своего тридцати девятилетия моложавый Анатолий закатил такой грандиозный мальчишник, что в итоге жены трех из пяти друзей подали на развод. Со временем страсти улеглись, но Толик и всё что с ним связано как-то само собой перешло для друзей в разряд табу.
Сегодня, в звонкий декабрьский день, Анатолию исполнилось сорок. Друзья через социальные сети заранее уведомили о том, что их по разным причинам не будет в городе, прислали скромные подарки, вышли из режима онлайн и от греха подальше отключили телефоны. Такого предательства Толик не ожидал.
Совсем недавно он переехал в новую квартиру, которую превратил в уютную холостяцкую «берлогу», чем и намеревался похвастаться перед друзьями; две недели назад прикупил шампанского и икры, а вот теперь, лежа на диване с планшетом в руках и высматривая не появился ли кто из знакомых в сети, неожиданно и всерьез задумался о мимолетности бытия. Старая дружба дала трещину, некогда широкая картотека неприхотливых девочек оскудела: кто-то из ранее преданных дам вышел замуж, кто-то переключился на более перспективных парней. Толик почувствовал себя гусаром, отправленным в отставку, и загрустил.