Приворотный амулет Казановы
Шрифт:
Я огляделся по сторонам – и не узнал место, куда затащила меня старая мегера. Казалось, мы были совсем близко от городской эспланады с ее богатыми и красивыми домами – но там, где я оказался, были лишь глухие стены да какие-то прилепившиеся к ним жалкие лачуги. Начинало смеркаться, и в наступающих сумерках все вокруг меня сделалось особенно зловещим.
И тут передо мной, словно из-под земли, появился мой молодой падуанский друг.
Впрочем, друг ли?
Сейчас
И, судя по его внешнему виду, чувство наше было взаимным.
Падуанец наступал на меня, держа в руке обнаженную шпагу, взгляд его пылал, лицо раскраснелось.
– Защищайся, Казанова! – воскликнул он, размахивая шпагой. – Защищайся, несчастный – или я проткну тебя, насажу на эту шпагу, как трактирщик насаживает кролика на вертел!
– Что на тебя нашло? – проговорил я, отступая и поспешно обнажая свою шпагу. Впрочем, я знал ответ и задал свой вопрос только для того, чтобы выиграть лишнюю секунду.
– Ты знаешь, – отвечал падуанец, – на твоем лице написано, что ты знаешь. Сегодня ночью я понял: тот медальон, который принадлежал Строцци, – у него может быть только один хозяин. И сейчас шпаги решат, кому из нас он достанется.
С этими словами он провел блестящий выпад, едва не пригвоздив меня к стене какой-то жалкой лачуги. Я, однако, сумел в последнее мгновение отразить его удар, отпрыгнул в сторону и сам бросился в атаку. Наши шпаги со звоном скрестились, и схватка продолжилась.
Я сражался как лев, понимая, что на кон поставлено больше, чем жизнь, но и мой противник не уступал. Клинки наши то и дело скрещивались с пронзительным звоном, высекая искры. Мне удалось ранить падуанца в левую руку, но и его шпага задела мой бок, оставив болезненную, хотя и неглубокую рану.
Наконец я почувствовал, что падуанец начинает выдыхаться, и попытался воспользоваться этим. Собрав силы, я сделал глубокий выпад – и попал в ловушку: он отступил, сделал вид, что споткнулся, но внезапно перебросил шпагу в левую руку и нанес мне неожиданный удар. В последнее мгновение я сумел уклониться от смертельного удара, но его шпага пронзила мое правое плечо. Рука ослабела, я вскрикнул, перехватил шпагу левой рукой и отступил к стене.
Клинки наши снова скрестились, падуанец теснил меня, прижимал к стене, глаза наши были совсем близко.
– Ну вот и все! – проговорил он и свободной рукой вытащил из-за пояса кинжал.
Я смотрел в глаза своей смерти и считал оставшиеся мне мгновения. Говорят, в такие секунды перед глазами человека пробегает вся его жизнь, но перед моим внутренним взором стоял только медальон.
– Молитесь, Казанова! – падуанец поднес кинжал к моему горлу.
Я хотел молиться – но все слова молитв вылетели у меня из головы. Только одна
Он отвел кинжал от моего горла, чтобы замахнуться для последнего, рокового удара. Я смотрел в его глаза и ждал, ждал мгновенной боли и вечной тьмы…
Но падуанец все медлил, а потом вдруг его глаза удивленно расширились, рот приоткрылся, и из него хлынула темная кровь. Глаза раскрылись еще шире, падуанец захрипел, выронил кинжал, ноги его подогнулись, и он упал на камни возле моих ног.
Я удивленно смотрел на него, пытаясь понять, что же произошло, потом поднял взор – и увидел Джакомо Одноглазого. Этот прощелыга стоял над мертвым падуанцем, в руке у него была огромная окровавленная шпага.
– Приветствую вас, сударь, – проговорил он с учтивостью, удивительной в таком проходимце. – Кажется, я подоспел вовремя. Хочу напомнить вам, что вы задолжали мне десять цехинов. Конечно, сударь, можно бы и накинуть какую-нибудь мелочь – за своевременность моего появления.
– Да, конечно, благодарю вас… – пробормотал я, пытаясь преодолеть охватившую меня дрожь, и отдал ему все деньги, которые нашлись в моем кошельке.
– Если Джакомо Одноглазый вам еще понадобится, сударь, вы знаете, где можно его найти! – проговорил он и растворился в сгущающихся сумерках.
Полина открыла дверь и удивленно осмотрелась.
Ее пригласили сегодня на открытие нового ресторана. Ресторан был необычный, в нем обещали подавать традиционные блюда народов Сибири и Забайкалья. Ничего подобного Полина раньше не встречала и приняла приглашение, чтобы заполнить брешь в своем кулинарном образовании.
И вот она приехала к назначенному времени, вошла в зал – но никакого ресторана перед ней не было.
Перед ней было просторное помещение со сводчатыми потолками, в глубине которого горел камин, а перед камином в массивном деревянном кресле с резной спинкой сидела старая женщина с морщинистым загорелым лицом.
Руки ее, как и прошлый раз, лежали на резных подлокотниках кресла, ноги стояли на спине медведя, глаза были закрыты, что не мешало ей прекрасно видеть все происходящее.
– Здравствуй, – сказала Матушка ясным, звучным голосом, – прости, что я обманула тебя с этим рестораном. Просто мне нужно было повидать тебя, и не хотелось пугать, посылая за тобой кого-нибудь из своих слуг.
– Да уж, – Полина опасливо покосилась на медведя. – А как поживает Федя? Прошлый раз, когда я его видела, он дрался с очень опасным противником…
– Да, Федя у меня молодец! – Матушка улыбнулась и позвала: – Федя, Феденька!
Где-то в глубине зала скрипнула дверь, и появился огромный желто-коричневый зверь. Федя слегка прихрамывал, одно ухо у него было разорвано, как у драчливого кота, на морде красовался кривой шрам.
– Видишь, у него остались боевые раны, но ничего страшного. Это скоро заживет, тем более я знаю хорошие лекарства для бабров…