Привратник 'Бездны'
Шрифт:
– Упорствуйте, гражданин Типичнев, а зря. Знаете, что в таких случаях мой приятель-коллега, звать его, Игорь Игоревич, говорит: а пускай этот несознательный зверь-убийца посидит в камере. Переночует на казенном топчане. Пускай поразмышляет...
– Позвольте, а вы разве... Игорь Игоревич, значит расклад такой - я обязан сознаться в том, что... Значит, ночевать в камере - нет никакой надобности. У меня ведь животина. Фараон, - такой понимаете, котяра, с тоски и голоду... В общем, сами понимаете. Пишите, я подпишу! Давно бы так, а то комедию тут... А скажите, если это можно, - в моем случае, сей
– Вот, пожалуйста, ознакомьтесь. Если с чем не согласны, укажите ниже и поставьте подпись.
– Пожалуйста! Вот вам моя дарственная завитушка. Я вам полностью доверяю. И Бога ради, если вам больше нечего мне сказать или передать... Я пойду домой. Да? И еще просьба - может ваши товарищи подчиненные подбросят на вашей "маршрутке" до дома? На дворе - сплошная хулиганская ночь, - а?
Внимательно изучив мою "завитушку", Игорь Игоревич (или кто он там), нажал на столе какую-то пипку. И тотчас в дверях выросла знакомая жердинистая бронированная фигура.
– На сегодня у меня все. Гражданина Типичнева, пока содержать в "кубике". На основании этого протокола, получишь у следака санкцию на обыск квартиры. К утру, результаты обыска должны лежать у меня на столе.
В продолжение этого странноватого, абсолютно безэмоционального монолога, я пару раз насильно усаживал себя на стул, намертво привинченного к полу.
До моих "посвященных" мозгов стало доходить: похоже, меня здесь всерьез принимают... за сумасшедшего! Господи, опять втяпался в какую-то дрянную историю! Обыск у меня... Какой-то - кубик...
Одно время, меня очень забавляли всевозможные кубики Рубика. Любые комбинации, делал на спор за секунды. А наблюдающая публика-дура, по-детски удивлялась, и чесала макушки... Да-с, дядя Володя, вот ты уже и гражданин! И приготовили тебе совсем еще неопознанный кубичек...
– Игорь Игоревич, а вы настоящий профессионал! С такими талантами в НКВД - такую карьеру... Стахановец-энкэвэдэшник! Как вы меня, изящно и просто!
– поперла из меня отчаянная интеллигентская обида.
И уже от двери, уцеписто придерживаемый за локоть сухостойным милиционером, накликая удачу, сардонически попрощался с казенным человеком, которого принял (по своей всегдашней дурости!) за тайного "посвященного брата":
– Египетским адептам двуликого бога Амона Ра, - в просторечии - ж р е ц а м, до ваших умственных способностей уполномоченного ритора...
Закончить двусмысленную аналогию, мне не позволил мой уличный кожзамный знакомец. Его костлявая кисть, безо всякого уведомления преобразилась в натуральные слесарные тиски.
На мгновение, оторопев от (нежданно пронзившей все предплечье - уже левого) болевого шока, я на нужное (моему конвоиру) время превратился в куклу-марионетку, набитую обыкновенной технической ватой и стружками. А может, опилками, потому, как вес имел порядочный, около восьмидесяти килограмм нетто...
"Кубиком" оказалось мизерное, именно кубической емкости, помещение, совершенно не предназначенное для длительного хранения подозреваемых в совершении тяжких деяний.
Перед тем как оставить меня в долгочаянном уединении, сопроводитель-хват, обронил, как бы
– А капитана звать совсем по-другому. Учти на будущее!
– И как же величать вашего звездного авторитета?
– по интеллигентской привычке съерничал я, продолжая, внутренне наливаться странной невостребованной меланхоличностью.
– Гобой Гобоевич Игоревский. Девчонку, ту, что ты, козел, сбросил с поезда, - была его дочкой. Вникни в информацию, падла!
– Информация - не для слабонервных! И он будет вести это "мое" дело? А по закону, ведь...
– Ее мать, Гобой, бросил лет пятнадцать как. И знаю о дочке - только я. Учти, я тебе этот факс не сбрасывал. Понял?
– Я начинаю понимать... что до утренней баланды могу не дожить. Или все-таки есть надежда, а, господин милиционер?
6. Ночные бдения
Боже, какое это блаженство ночевать в холостяцкой собственной постели!
Прежде чем, по-настоящему сие неизъяснимое одиночество прочувствовать, - всенепременно рекомендуется поютиться в семейной крепости, которую с тупым тщанием отстраивал не один и не три года.
Налаженный быт, очаровательная, даже в своей истинно женской стервозности, родная половина, от которой у вас общий малопослушный отпрыск...
И вот, поживши и, испробовавши все радости и печали семейного цивилизованного феодала, - вдруг, посреди жизни, оставивши добрую и лучшую (так мне мниться) половину за спиною, в прошлом, - вдруг, со всей многокопившейся благозлостью женатого человека, - вдруг обнаружить себя (всего себя!) посреди осенней малоуютной ночи в постели, в которую без твоего доброго согласия никакая женская ножка не заступит, прежде чем...
Волшебное, ни с чем не сравнимое, мужское, почти мальчишеское (когда, жадно мечтаешь-бредишь о взрослости, о самостоятельности) чувство беспредельной свободы.
Освобождение от всяческих диких, сплошь ханжеских, сплошь лицемерных условностей, привычек, привязанностей...
Натуральным перезревшим холостякам сие дичайшее (якобы!) долгожданное освобождение из кошмарного семейного полона ни в жизнь не понять и не уразуметь.
Хотя находятся и оригиналы (а таких большинство), предпочитающие неволю в любом ее виде: тюрьма, казарма, семейный очаг. Лучше мучиться, лелеять свое страдание, покрываться нервно-психическими волдырями-лишаями, - но ощущать себя в некоем закрытом пространстве, в так называемом коллективе. И неважно, в каком статусе, - чаще всего в сугубо приниженном, слизняковом, услужающем, шестерочном, - но боже упаси обречь себя на добровольное одиночество.
Будучи индивидуалистом (от рождения, скорее всего) до мозга костей, тем не менее, умудрился пятнадцать лет отдать всем известному сверхрутинному (будто бы поощряемому государством) опыту семейного совместножительства.
Отдал, доверил на растерзание лучшие мужские лета, которые никогда более не вернут мне той свежести, неутомимости (во всем: в познавании вселенских и земных сокровищ, самого себя, в питие и чревоугодии, в путешествиях и встречах с неизведанным, и не в последнюю очередь с бесовским слабым полом), жадности и, порой, элементарной глупой доверчивой неразборчивости - но боже! какой же всегда пьянящей, - все там, все в пошлом семейном прошлом...