Привязанность
Шрифт:
Когда я согласилась ехать в Германию (мы обе знали, что я это сделаю), то начала мечтать о месте, где смогла бы найти себя. Даже если оно будет небольшим, главное — вдали от контроля моей матери. Что-то, было бы лучше, чем ничего. Только об этом я думала.
— От кого они? — спрашиваю я, когда мама входит в гримерную без цветов.
— Они были не тебе, — цедит она мне, и далее, улыбаясь другим танцорам, щебечет, какую замечательную работу они проделали сегодня вечером, при этом, не говоря, как хорошо справилась я.
— Я видела на карточке свое
— Ты ошиблась, Аврора, — ее взгляд холоден, и это ее окончательные слова.
Я достаю свою сумку из шкафчика и начинаю собираться. Это было последнее выступление, и необходимо забрать все свои вещи. Рано утром я улетаю в Германию. Нет смысла откладывать неизбежное.
— Мы будем скучать по тебе, — говорит одна танцовщица первой линии, подходит и обнимает меня. Это тепло и искренне, но даже сейчас я не могу вспомнить ее имя. — Обидно, что ты не можешь поехать с нами. Может быть, в следующем году, когда ты вернешься?
Я улыбаюсь и киваю. Должно быть, мать рассказала всем о моих планах. Год — смертельный приговор для большинства танцоров. Эта карьера для молодых и сильных. Но пропустить год, чтобы отточить мастерство и вернуться на вершину, это шанс, который не упустил бы любой человек в этой труппе.
Несколько танцоров машут на прощание, когда я выхожу, и мама идет следом. Она очень хочет увести меня отсюда. Думаю, она боится, что я договорюсь списываться с другими танцорами, пока буду в отъезде. Она не хочет никаких отвлечений, и изоляция — ее ключ к этому.
Я и так привыкла быть одной, поэтому не понимаю, зачем еще больше изолировать меня, как общение может помешать обучению, но просто соглашаюсь с этим. Я надеюсь, что смогу купить несколько книг в аэропорту, спрятать их в сумке и привезти в Германию. Не знаю, почему это запрещено, но планирую читать тайком.
— Водитель будет ждать тебя завтра в шесть утра. Я уже упаковала твои вещи, — говорит мама, как только мы садимся в машину и направляемся домой.
— Ты не поедешь со мной в аэропорт? — спрашиваю я, удивленная, что она не будет провожать меня.
— Нет. Твой рейс слишком рано. Я попрощаюсь с тобой дома.
Эти холодные слова не должны жалить меня, но это происходит. Она целый год не увидит меня, но, похоже, не слишком озабочена этим. Я не должна удивляться. Я всегда была для нее больше аксессуаром, чем ребенком.
Смотрю в окно, наблюдая, как проносятся улицы Нью-Йорка и огни ресторанов, в которые мне никогда не разрешали ходить. Самый красивый город в мире, а я никогда его не видела.
Интересно, так ли ощущает себя птица в клетке?
Третья глава
Аврора
Я стою в прихожей, держа ручку своего единственного чемодана. Пространство вокруг холодное, как и всегда. Интересно, действительно ли это так или потому, что оно
Мама не позволила мне взять с собой многое. Не то чтобы у меня было много вещей. Она сказала, что я буду жить и дышать танцами, так что все, что мне действительно нужно — одежда для репетиций. Она сама собрала для меня чемодан и неодобрительно хмыкала каждый раз, когда я пыталась положить еще что-либо. Я надеялась взять с собой несколько книг, но для нее это не были предметы первой необходимости.
Единственное, что я любила в танцах — красивые платья и туфли для вечеринок. Мне не нравились сами мероприятия, потому что мама всегда держала меня рядом с собой, но я любила, что после них у меня оставались платья.
Иногда поздно ночью, когда убеждалась, что мама уснула, я надевала одно из них и ходила по своей комнате. Иногда даже представляла, что являюсь принцессой, ожидающей принца, который меня спасет. Это глупо и по-детски, но я не могла остановить себя от фантазий о жизни вдали отсюда.
Я поворачиваюсь, когда слышу шаги мамы. Думаю, по платьям я буду скучать больше, чем по ней. Эта мысль меня огорчает. Так не должно быть, но такова реальность. Я знаю, что моя мама злая, но думаю, в какой-то степени она должна любить меня. Может быть, даже будет немного скучать по мне? Или, может быть, это еще одни мои детские мысли и попытка выдать желаемое за действительное. Между нами холоднокровная дистанция, которая только возрастала по мере моего взросления. И иногда я задумываюсь, не связано ли это с тем, что с каждым годом я старею, а это минус один год для моей танцевальной карьеры. А танцы — единственное, что держит нас вместе.
— Собери волосы, — говорит она, раздраженно вздохнув.
Я делаю то, что она говорит — снимаю резинку с запястья и убираю волосы в хвостик. Я не понимаю, почему ей не нравятся мои волосы. Она даже обратилась к продюсерам с просьбой, чтобы в последнем спектакле мои волосы собрали в пучок, но они отказались, и маме пришлось согласиться. Она никогда с ними не спорит. Она фальшиво улыбается и соглашается с тем, что они правы.
Когда слышу гудок, понимаю, что приехала машина, которая отвезет меня в аэропорт. Меня охватывает разочарование, что моя собственная мать не заботится о том, чтобы отвезти меня. Я не увижу ее больше года. Не знаю, почему все еще жажду ее внимания, доброты и заботы. Я должна понимать, что она не даст мне этого. Но все же делаю шаг к ней, чтобы обнять на прощание.
— Только не облажайся, — жестокие слова заставляют меня остановиться. — Я хочу увидеть улучшения, когда ты вернешься. И избавься от этого детского подхода. Повзрослей, Аврора.
— Повзрослеть? — я слышу в своем голосе боль.
Я чувствовала себя взрослой всю свою жизнь. Мне никогда не позволяли делать то, что делали в школе другие дети. Я пропустила все: школьные вечеринки, футбольные игры, парней. Все, кроме танцев. Я всегда тренировалась, никогда не делала ничего другого. Большую часть своей жизни я чувствую себя старше своих лет.