Привыкание

Рэйсс К. Д.

— Сколько тебе нужно?

— У меня есть деньги, — он посмотрел на мой рот и прошёлся взглядом вниз по моей рубашке, облизав языком свою верхнюю губу.

Дерьмо.

— Уоррен, я не заинтересована в такого рода обмене. Ты можешь придумать что-нибудь другое?

— Конечно, — он провёл пальцем по моим волосам.

Я убрала его руку со своей талии и отклонилась.

Он схватил меня за волосы, сжав ладонь в кулак, и заставил меня встать на колени.

— Я могу придумать кое-что другое, но это не то, чего

я хочу, понятно?

— Больно! Уоррен! Остановись!

Он толкнул меня на землю, и я упала щекой на слой мокрых листьев и камней. Я попыталась приподняться на руках, но он использовал мой рывок вперёд, чтобы снять с меня штаны, стянув их мне до икр. Я закричала, но крик прозвучал больше как хрип, потому что воздух был выбит из моих лёгких. Он обрушился на меня своим весом и закрыл рот рукой.

— Кричи, — ему тоже не хватало дыхания, пока он одной рукой закрывал мне рот, а второй вытаскивал свой член. — Может, твой брат и объявится, но развернётся и уйдёт, как только увидит, как его сестре засаживают в зад. Выйдешь ли ты сегодня отсюда? За каким занятием тебя здесь застукают?

Тряся головой, я ощущала плоть его головки на заднице.

— Нет, — промычала я в его руку.

— Я не хочу слышать этого. Не от тебя. Тебя так часто трахали в задницу в Оджае, что я поверить не могу, что ты ещё способна сидеть. Я уберу руку. Ты закричишь, и я скажу всем, что ты хотела этого. Мне ничего не будет, если мне придётся остаться.

Кончиками пальцев я впилась в мягкую землю. Я уже чувствовала пот на ягодицах от того, что была тесно прижата к нему.

— Я убираю руку, — сказал он.

Я застонала, не соглашаясь ни с чем. Уоррен соскользнул ладонью с моих губ.

— Пожалуйста, не надо, — сказала я.

— Есть дерьмо, за которое папочка заплатить не может, — он разместил свой член между моих ягодиц. Я попыталась отодвинуться, но он дёрнул меня за волосы назад. — Лежи смирно и прими его, мелкая шлюха.

Уоррен ринулся вперёд, но не попал в мой анус. Не утратив напора, он поправил себя и толкнулся в меня сильнее. Моё лицо исказилось от боли. Покатились слёзы. Воздух полностью покинул лёгкие.

— О, а ты слишком узкая для шлюхи.

— Уоррен, мне больно. Пожалуйста. Смажь меня как-то. Боже, блядь.

Он вышел из меня и вдолбился снова.

— Мне нравится на сухую.

Он дёрнул мои бёдра вверх. Я плакала, когда он входил в меня снова и снова.

— Я ненавижу тебя, — зарычала я сквозь слёзы. — Я доберусь до тебя и отомщу за это, ты, ебанутый урод. — Моё лицо находилось в дюймах от земли, так что теплое дыхание рикошетило от листьев.

Под листком проползла гусеница. Обняв своим тельцем край листка, она сжалась и медленно выпустила зубы, чтобы начать его есть.

— Сколько «Гальциона» попало в твою кровь? — он безжалостно вколачивался, разрывая мой анус. — Это — моё. Я заплатил за это, ты, грёбаная маленькая шлюха. Да, прими всё это. Тебе нравится, когда тебя трахают в задницу вот так. Все шлюхи хотят член в свою задницу. Скажи это.

—

Нет! — нахрен его. Он не получит моего согласия. Ни на что. Ни на одно движение.

Он сжал рукой моё горло.

— Я недостаточно твёрдый для тебя?

Уоррен усилил свою хватку, и зрение по краям потускнело, пока он вколачивался членом в меня сзади. В точке оставшегося света я видела лишь гусеницу, которая проедала себе путь через листок. В центре своей боли я ждала, пока эта гусеница не обретёт крылья и не улетит прочь отсюда.

 

Глава 35.

ЭЛЛИОТ

Прямо перед ланчем я думал о Фионе. Думал о том, где она была в день своего отъезда, как она доберётся домой, где находится этот дом, и кто заберёт её. Я думал о ней, пока ел свой сэндвич, и отложил его не потому что наелся, а потому что у него был отвратительный вкус.

Мне не давала покоя наша последняя встреча. После того, как я рассказал Ли о нашей бесконечной ночи с Джаной, о том, как мы обсудили эмоциональные части нашего разрыва, я упомянул то, что чуть не поцеловал Фиону.

— Ты шутишь, — сказала она, побледнев.

— Чуть не поцеловал, но мы не сделали этого.

— Мы? Нет, нет, не перекладывай это на своего пациента, если ты…

— Она взрослая женщина.

— …явно пересёк черту…

— Ничего не случилось.

— …пользуясь её…

— Хватит, Ли. Она уезжает. Это конец. Я больше никогда её не увижу.

Она стукнула ладонями по столу.

— Не сбрасывай с себя ответственность. Я потрясена, даже в шоке от того, что происходит.

— Ты теряешь свою профессиональную выдержку.

— Я переживаю за неё. И меня тошнит от того факта, что ты находишься рядом и жалко, неловко извиняешься за абсолютно неприемлемое поведение. Я знаю, что я — твой терапевт. Я должна сидеть здесь и задавать тебе вопросы о том, как ты себя чувствуешь, — её лицо покраснело, кулаки сжались, а её нерождённый ребёнок получил четырёхкратную дозу кортизола (прим. пер.: при стрессе у беременной женщины повышается уровень кортизола в крови, что может негативно сказаться на плоде). — Я в ярости от имени всего состава психиатрического учреждения.

— Тогда нахер всё психиатрическое учреждение.

Я вышел от неё в бешенстве, ничего не видя вокруг себя, открыл дверь своей машины, сел внутрь и свернул налево, выехав со стоянки. Затем направо. Снова направо. Налево. Прямо. За угол, к Алондре, где я сел со своим сэндвичем, задаваясь вопросом: что делала Фиона в свой последний час перед отъездом.

Я не видел её. Ли была права, даже если высказалась непрофессионально. Между терапевтом и пациентом складываются отношения, основывающиеся на власти терапевта. Используя эту власть не по назначению, я сломал стену, которая была возведена по одной причине. По весомой причине.