Привыкания не будет
Шрифт:
— Легко, мой друг, очень легко. Все яды, если их принимать понемногу, не вредны для здоровья, а некоторые даже полезны. Вспомни, какое действие с человеческой самкой тебе больше нравится. Вспомнил?
— Естественно, вспомнил.
— И какое?
— А ржать не будешь?
— О, молодой друг, я прожил на этом свете почти сто семьдесят лет, и, поверь мне, меня трудно чем-либо удивить.
— Люди называют это куннилингусом.
— Вот тебе и ответ на твой вопрос.
— То есть?
— Все очень просто. Половые органы человеческой особи обычно постоянно находятся скрытыми от чужого взгляда, от лучей солнца и, следовательно, слабо проветриваются. Там больше и дольше всего остается пот и его следы.
— Ну хорошо,
— Не будем, так как тут дело не столько в изобилии там пота и других выделений, сколько в способе их получения. Ты слизываешь это языком, а не кожей, следовательно, все, что ты в себя втянул, будет в тебе, и в такой концентрации, как было на человеке. Кожа же имеет ряд слоев, проходя которые наша «амброзия» теряет плотность, массу и, естественно, концентрацию. Так что, друг мой, тут дело не в том даже, как и где ты слизываешь пот, а в том, что слизываешь.
— То есть ты хочешь сказать, что если я буду вылизывать подмышки тем же дамам, то эффект будет такой же, как от куннилингуса?
— Естественно. Какая разница, свинья или корова, в итоге все равно мясо, только вкус разный немного. И тут тоже разный. Что ты потребляешь, это пот с вкраплениями других выделений, а под мышками — чистейшее вещество.
— А…
— Душно тут что-то, пойдем в сад прогуляемся?
Ликоройс сидел с недопитым стаканом коктейля и смотрел четко перед собой. Он переваривал все сказанное незнакомцем и пытался это сопоставить со своими познаниями и опытом. Куннилингус он делал женщинам не раз, и это его заводило. Может, и вправду его эйфория после акта любви была не от пота на не вымытой после этого коже, а после принятия пота вместе с выделениями внутрь? С одного-то раза точно не привыкают…
Она была пышной блондинкой, женой какого-то человеческого босса или высокопоставленного чиновника. Ликоройсу не было до этого дела. Он не человек и не подчиняется правилам и законам людского общества. Она хотела развлекаться, а он преследовал лично свои интересы.
— Милый, поласкай меня там… — мурлыкала она ему на ушко разогретой пантерой.
— Чуть позже, милая, дай мне насладиться сначала твоим великолепным телом.
Он специально выбирал толстушку в надежде, что та сильно потеет во время секса. И она оправдывала его ожидания. Язык инкуба слизывал пот со всех ее поверхностей. Ликоройс был в ударе, а точнее, в эйфории. Таких ощущений он не испытывал еще никогда.
— Прекрати, мне щекотно! — вскрикнула она, когда он полез языком к ней под мышку.
Но Ликоройс уже не мог остановиться. Ему хотелось все больше и больше.
— Прекрати! — завизжала она и попыталась выскочить из его объятий. — Я все мужу расскажу, он тебя убьет!
— Тс-с-с! — прикрыл ей рот ладонью Ликоройс. — Чтоб ему рассказать, тебе сначала нужно уйти живой. Да и не расскажешь ты ему ни о чем. Ты шлюха, и если что и ляпнешь, то первая пострадаешь от своего мужа. Я знаю сорт людей, к которым принадлежит твой муж, это люди обожают власть. Власть над всем, что движется. И ты одно из его движимых имуществ. Так что ничего ты не расскажешь, ибо твой муженек удавит тебя первой, коли узнает, что ты движешься не только под ним.
Она еще раз дернулась в надежде вырваться из железной хватки очередного возлюбленного, но тот сжал ей горло и остановил попытку. Ей стало больно и страшно. Ликоройс почувствовал это, инкубы, конечно, не животные, но умение чувствовать эмоции и состояния партнера им необходимо для успешно сделанной работы, и улыбнулся от неожиданного открытия. Оказывается, напуганный человек потеет значительно больше. Записав галочку в личное дело за сообразительность, Ликоройс принялся вылизывать свою обильно текущую жертву до хирургической чистоты.
Он ворвался в бар и стал искать знакомого пототорговца. Работы не было сегодня, следовательно, не было возможности найти даже капельку женских выделений.
— Ты чего такая невеселая? — бедрами Оло виляла, как последняя уличная девка.
Ей было около ста шестидесяти лет, и удел ее был работать на улице с кем ни попадя. Если у людей работа и заработок растут с возрастом, то у суккубов с точностью до наоборот. Чем меньше малышка, тем больше мужиков хочет с ней переспать, а за сто пятьдесят когда, суккубы вообще падают в рейтинге, так как становятся похожи от долгой жизни и выматывающей работы на престарелых портовых или уличных, что, в принципе, мало отличается на взгляд со стороны, шлюх. Что-что, а морщины и дряблая кожа суккубов не красят.
— С работы просто я, устала, — Набель вымотала последняя неделя постоянной, почти ежечасной работы. Ей надоело в свои семьдесят лет по причине своей худенькой комплекции притворяться маленькой и неумелой тинейджеркой.
— Радуйся, доченька, что у тебя есть работа, иначе будешь, как я, под забором с каждым, кто позарится на мое выдохшееся тело.
— Не скули, мама. Все мы будем такими и будем завидовать своим дочерям. Тебе нужны деньги?
— Ну, я бы не отказалась.
— Тогда давай проще, я тебе пять десятков империалов, а ты мне расскажешь, когда и при каких обстоятельствах ты видела в последнее время Ликоройса.
— Что, потеряла любимого? Ничего, найдешь другого.
— Я смотрю, тебе не слишком то и нужны деньги.
— Что ты, дочурка, я пошутила, дня три назад видела или четыре, в этом баре сидел и пил в одиночку.
— Ничего в его поведении тебе странным не показалось?
— Если не считать странным распитие алкогольных напитков в одиночестве, то ничего.
— Понятно…
— И что же тут понятного?
Набель опустила глаза к полу.
— Понимаешь, мама, — слова резали горло, она очень редко называла маму мамой. Оло, мать, но именно мамой очень редко, все случаи можно было, наверное, пересчитать по пальцам обеих рук, — он перестал мыться после работы, и мне кажется, что на этом он не остановится.