Приятно познакомиться
Шрифт:
— Какой же это труп? — проговорил он, подержав пальцы под подбородком лежащего. — Вполне живой человек. Только без сознания.
— Чем это его так? — поинтересовался Галыбко. — Следов вроде нет никаких. Башка у него бритая, а на башке ни шишки, ни ссадины.
Ефремов, угрюмо сопя, присел на корточки и приоткрыл Тампаксу веко.
— Зрачков нет, — сообщил он, — закатились. Точно обморок. Или просто обдолбался сильно. Как бревно.
Как бы для демонстрации Ефремов, выпрямившись, пнул Тампакса в бок. Бесчувственное тело
— Хватит, — проговорил капитан Ряхин. — На обратном пути заберем. А пока обыщите его. На предмет колющих-режущих предметов, оружия и наркотических веществ.
Галыбко с профессиональной ловкостью обшарил карманы Тампакса и интуитивно выявил местонахождение бумажника, сноровисто припрятал бумажник в рукав, а на всеобщее обозрение извлек пистолет системы ТТ, упаковку презервативов, похожую на табакерку маленькую коробочку с сизым порошком внутри. Капитан Ряхин осторожно принял от Галыбко коробочку, взвесил ее на руке, открыл, понюхал содержимое и сдержанно чихнул.
— Вот и отлично, — проговорил он, кладя в карман коробочку, а затем и пистолет и упаковку презервативов. — Основание для ареста есть. А теперь вперед.
— А этого куда? — спросил старшина.
— Говорю, на обратном пути заберем, — ответил Ряхин. — Вперед.
И они пошли вперед.
Несколько минут Никита колебался — куда ему пойти. Идти в ту сторону, где скрылись двое в черном, было страшно. В обратном направлении — тоже жутковато.
— Ладно, — вслух произнес он и тут же осекся. Так глухо и мрачно прозвучал его голос в подвальной тесной пустоте.
«Ладно, — мысленно проговорил он, — пойду за этими. Все-таки они меня отпустили. Значит, трогать больше не будут. К тому же они явно знают, где здесь выход. А если я обратно пойду, то проброжу в этих катакомбах остаток ночи».
Придя к такому выводу, Никита осторожными шажками стал продвигаться по подвальному коридору. Черт его знает, сколько длился коридор и сколько Никите встретилось по пути ответвлений. Решив не сворачивать с прямого пути, он добрый час пробирался вперед и наконец заметил, что исчезла грязь под ногами, сменившись покрытым сухой пылью бетоном, коридор свернул влево, и в одной из стен стали встречаться крохотные оконца, за которыми свинцово мерцала ночь.
— Значит, уже скоро выход, — пробормотал Никита и ускорил шаг.
— Что-то тихо там — снаружи, — проговорил Антон, звякнув цепью наручников.
Прикованный к нему Витя успел уже задремать, хотя в железном ящике патрульной милицейской машины было довольно прохладно, а Витя был одет только в легкий матросский костюмчик, оставлявший неприкрытым не менее восьмидесяти процентов его тела.
— Эй! — позвал Антон, толкнув Витю ногой.
Тот ничего не ответил, захрапев еще громче и пустив к тому же изо рта на подбородок теплую сонную слюну.
Антон вздохнул. Они с Витей сидели
— Давно стоим, — вслух проговорил Антон. — Куда-то подъехали и стоим. Если бы к отделению подъехали, нас бы высадили давно и заперли в камере. А сейчас…
Он поднялся с нар, насколько позволила длина цепи наручников, проковылял к окошку. Вытягивая шею, выглянул наружу.
— Ни черта не видно, — прохрипел он. — Ночь. Только дома какие-то и вывески. Не похоже, чтобы мы у отделения стояли. Тогда что же? Менты вышли, и водитель с ними. И куда-то делись. Может быть, с ними что-то случилось? — забеспокоился Антон. — А нам сидеть тут до скончания века. В смысле — до утра.
Он снова вздохнул и вернулся на место. Витя все так же храпел. Антон посидел немного, прикрыв глаза, затем, действуя свободной левой рукой, пошарил по карманам, вытащил авторучку, блокнот и задумался. Навеянное лунным светом вдохновение постепенно погружало его в ставшее уже в последнее время вполне привычным состояние творческого транса.
Несколько минут он, закатив зрачки под веки, бессмысленно улыбался, бормоча под нос какие-то несвязные строчки, потом всплеснул руками — звякнула цепь наручников — и порывисто открыл блокнот, пролистал снизу доверху исписанные листки, чертыхнулся, не найдя ни одного сантиметра свободного места.
Мыча в нетерпении, Антон сунул блокнот и ручку обратно в карман, а на свет извлек жестяную пробку от пива. Неудобно извернувшись, он принялся царапать левой рукой на окрашенной металлической стене неровные строчки:
Решетка… Сижу я.
Темница сыра.
А рядом товарищ.
Пора, брат, пора!
Взмахни же крылом…
Когда участок стены, куда он мог дотянуться, был исцарапан полностью, Антон удовлетворенно утих. Витя всхрапнул, заворочался во сне и вдруг открыл глаза.
— Привет, — сказал Антон.
Витя не ответил, скривился и заерзал на нарах.
— Ты чего? — спросил Антон. Витя страдальчески икнул.
— Плохо тебе?
— Плохо, — подтвердил Витя.
— Пить хочешь?
Он помотал головой.
— Есть?
— Нет, — ответил Витя. — Как раз наоборот.
— Что это значит? — забеспокоился Антон.
— Какать.
— Черт! Антон попытался вскочить, но цепь удержала его.
— Может, потерпишь? — спросил он.
Витя плаксиво сморщился и жестом дал понять, что вряд ли.