Приют для бездомных кактусов
Шрифт:
– Что всё «деньги, деньги»… Засыпаю: «деньги». Просыпаюсь: «деньги». Давай сами просто уедем. – Придвигается к Машхуре. – В горы, куда хочешь… Только чтобы без этих, вдвоем.
– Ну что вы делаете… Жарко… И эти сейчас услышат, уже проснулись.
– Нет, спят еще. Всю ночь музыку слушали.
– Ну не надо. Говорю вам, не спят.
– Всё этот проклятый лифт… – Резко садится. – Слышите?
– Ну что?
– Опять зашумел!
– Вам показалось. Его вчера лифтер приходил, отключил…
– Значит, снова включили! – Соскакивает, на ходу впрыгивает в одну штанину. – Или сам, собака, заработал! Слышите? Опять – к нам!
– Почему
Кадыр выскакивает в коридор.
Из соседней комнаты на него смотрят три Кадыра. Двое, подростки, играют на курпаче в карты. Один сидит на горшке. Маленькая Машхура просыпается и зевает.
Повозившись с замком, Кадыр выбегает в подъезд.
– Кадыр-ака! – слышен из квартиры голос Машхуры.
Звук остановившегося лифта.
Кадыр бросается к дверцам и сжимает их, не давая открыться. Дверцы дергаются. Сжимает сильнее; прижимается лицом к дверцам:
– Всё! Не выйдете!
Из кабинки голоса: «Откройте! Откройте, что за хулиганство!»
– Кадыр! – выбегает в подъезд Машхура, застегивая халат.
«Откройте, здесь люди, здесь дети, вам говорят!» – колотят изнутри.
– Не выйдете… Их нельзя выпускать!..
Машхура, два Кадыра и маленькая Машхура пытаются оттащить его.
Крики.
«Жизнь невозможно повернуть наза-а-ад… И время ни на миг не остано-овишь!»
Вечер. На площадке в пыли играют дети. Со второго этажа поливают из шланга.
«Пусть необъятна ночь, и одинок мой дом…»
Человек в футболке стоит возле подъезда.
Что-то говорит, но его не слышно – с лоджии первого этажа гремит музыка.
«Еще идут старинные часы!»
– Ра-ано! – кричит человек в футболке. – Рано-хон! Музыку тише сделайте!
Выглядывает Рано в питательной маске:
– А, здравствуйте, сосед, как здоровье? Что ваш брат, как у него дела, когда опять скидки делать будет?
– Ну, пока сезонной распродажи нет… Рано-хон, музыку, пожалуйста, тише сделайте. Людям ничего не слышно, что я рассказываю.
– А, хорошо… Не любите музыку, да?
– Люблю, только другую.
– А у меня другая тоже есть. Могу поставить.
– Я вам человеческим языком говорю – я тут рассказываю, а вы со своей музыкой! Не нравится, сами выходите рассказывайте.
– Э, куда я сейчас выйду? Только маску Мертвого моря наложила!
Прячется. Музыка становится тише.
– Ладно, быстро расскажу, пока еще где-нибудь не включили. У нас люди не умеют просто тишиной наслаждаться… В общем, в то утро лифт снова заработал, снова гости прибыли, а Кадыржона положили в больницу… Нет, спасибо, ничего серьезного – просто нервы. Снова собрание, участковый пришел, председатель махаллинского комитета речь произнес. Главное – нам наконец поверили. А то сколько писем и заявлений писали – в одних местах их вообще отказывались принимать, в других: «Ждите пятнадцать дней». Да через пятнадцать дней мы вообще в подъезде друг на дружке сидеть будем! А в одном месте прямо в лицо сказали: «Нам, конечно, иногда отдельные ненормальные пишут, но чтобы психи коллективное письмо написали, это первый раз». Короче, на том собрании нас наконец услышали, пообещали, что комиссию пришлют. Но комиссия всё не приезжала, а гости, наоборот, всё приезжали. Два-три человека в день – как по плану. Дошло до того, что один жилец, не буду называть имени, родного отца на порог не пустил. «Всё, – кричит, – у меня уже четыре родных отца разного возраста в квартире сидят, хватит, комплект!» Соседи ему:
Из подъезда выходит Шпион-Иваныч. Он постарел, стал ходить с палочкой и разговаривать сам с собой.
– Это форменное безобразие. – Останавливается у подъезда. – Каждый день – новые люди. Кто их проверял? Кто просматривал их личные дела? Кругом халатность. Надо было посадить на каждом этаже возле лифта человека. Чтобы проводил собеседование, как положено, с каждым – индивидуально. Досматривал вещи. Спрашивал, имеются ли родственники… в прошлом.
Уходит, разговаривая и постукивая в такт палочкой.
– Так что дальше было, расскажите! Про экскурсию! – выглядывает Рано.
– Вы что, подслушивали, что ли?
– А что еще делать? Музыку не даете слушать…
– Хоп [4] . В общем, чтобы гости поняли наконец, в каком времени они находятся, и не задавали разных вопросов… Решили все-таки устроить для них экскурсию по городу. Центр города посмотрят, увидят, сколько всего нового построено. Что улицы сейчас совсем не такие, и дома другие, и машин сколько. Короче, жарким майским утром…
4
Хорошо, ладно.
Площадка перед подъездом. Под орешиной стоит экскурсионный автобус.
Четверо Кадыров по очереди заходят, поднимают младшего. «А мороженое там будет?» – спрашивает уже в салоне маленький Кадыр, пробегая мимо сидений.
Машхура-хон поправляет платье на маленькой Машхуре: «Слушайся Кадыр-ака!» – «Какого из них?» – «Любого… Какой-нибудь из них в будущем женится на тебе». – «Я хочу выйти за прекрасного принца!» – «Я тоже в твоем возрасте хотела, а вышла за Кадыр-ака. Он пообещал, выйдет из больницы, все поедем в горы». – «Я хочу сейчас в горы!» – «Сейчас – на экскурсию…»
Шпион-Иваныч-1 дает последние инструкции Шпион-Иванычу-2: «Бдительность и только бдительность! Автобус не настоящий; водитель, сразу видно, никогда за руль не садился; экскурсовод – переодетая женщина». – «Это я и сам заметил. Но вы еще не обратили внимания, что все, кто садится в автобус, находятся в заговоре!» – «Ты еще будешь меня учить! То, что они все в заговоре, это настолько понятно, что я даже не считаю нужным о таких пустяках говорить!»
Две Бриллиант Садыковны периодически отсылают одного из четырех Олимов домой, чтобы переоделся. Наконец одна Садыковна залезает в автобус; женщины еще долго переговариваются через стекло.
Но вот все гости расселись; Сухроб-ака желает всем интересной экскурсии и вылезает. Автобус отъезжает; сквозь затененные стекла виден экскурсовод с микрофоном, внимательные лица сидящих. «Вы увидите, как изменился наш город в последнее время…» Оставшиеся машут, расходятся. «Хоть полдня от этого алкаша отдохну!» Марлен-ака пытается закурить и роняет сигарету. Автобус выезжает на улицу и исчезает из виду.
Утро в девятиэтажке.
На первом этаже пахнет жареным луком, открывается дверь, дети уходят в школу, топают вниз, дверь закрывается, запах лука остается. На пятом этаже выходит Сухроб-ака, рубашка, галстук, дезодорант. «Та-а-ак!» Муха замирает по дверце лифта. «А может, и не так», – поправляет себя Сухроб-ака и жмет на кнопку вызова.