Призмы Шанбаала
Шрифт:
В Первом мире солнце то ярко и нещадно палило, то слабо пригревало, то вовсе исчезало за тучами. Первый мир постоянно менялся, и мне казалось, что нет у него плохой погоды, просто всё было настолько разнообразным, что невозможно было ни одному живому существу полюбить каждую грань этого мира. В Пределе свет был мягким, рассеянным, приглушенным, комфортным как для светлых, и для темных. Но в Загранье царили сумерки, хотя часы на телефоне настойчиво убеждали меня, что сейчас раннее утро. И не настолько ранее, чтобы это были предрассветные сумерки. Здесь было прохладней, чем в Пределе, но теплей, чем зимой или даже осенью в Первом мире. Я надела
– Ты не мерзнешь? – спросила я, подумав, что она может просто притворяться, что ей не холодно.
– Тут даже теплей, чем обычно в это время года, – ответила Персефона, останавливаясь, чтобы пропустить вперед веселую стаю зверолюдов.
Ее рука сжалась в кулак, и я подумала, что она не в жизни бы их не пропустила, если бы они не неслись с такой скоростью, что явно сбили бы ее, реши она продолжить движение.
– А еще тут темней, чем показывают по телевизору, – я поежилась. – И темней, чем на фотках.
– Фильтры обычно посветлей выбираем. Но сейчас еще солнце не в зените, – Персефона вновь возобновила движение. – Здесь всегда так. Вечные сумерки.
– Вы поэтому такие бледные? – пошутила я, и судя по яростному взгляду, которым меня ожгла девушка, неудачно.
– Мы не бледные. Это благородная усталость, в тренде в этом сезоне, – она потерла висок кончиками пальцев. – Ты же самая так же красишься.
– Ах, это, – я пожала плечами, отчего крылья задвигались и защекотали меня. – Я тупо устала по жизни.
Это была привычная мне территория разговоров о пустяках, и я с радостью на нее вступила. Я пыталась выглядеть естественно, спрятать в своих расспросах то, что прежде я посещала Загранье. Дорожка из мощеного камня вела нас к фонтану, и я уже четко видела статую Миледи – невероятно худую статую, протягивающую раскрытую книгу.
Завертев головой по сторонам, я разглядывала других прибывших, выискивая кого-нибудь интересного, с которым впоследствии можно познакомиться, и вскоре обнаружила, что почти все девочки невероятно худые, с черными волосами. Я посмотрела на статую, потом на Персефону, еще на нескольких девушек и покачала головой. Ясно теперь, откуда у них такая мода на худобу резко пошла. Не думала, что в Загранье такой мощный культ новой королевы.
– Здравствуй, леди Персефона, – раздался приятный бархатный голос.
Персефона резко остановилась, опуская голову вниз и наклоняя ее так, чтобы занавеситься волосами. Я догнала девушку в несколько быстрых шагов, – я отстала, пока разглядывала существ, – и коснулась ее плеча.
– Персик, ты чего? – я посмотрела на юношу. – Какие-то проблемы, парень?
Ответом мне стал тихий смешок. Я смело заглянула ему в глаза, и прошло несколько драгоценных секунд, прежде чем я поняла, на кого я смотрю, зачем смотрю, и почему мне лучше никогда больше в жизни не поднимать на него вызывающего взгляда.
Я утонула в его глазах. Прежде я никогда не видела таких глаз: они утягивали внутрь. Радужки не было вовсе. Вместо нее плясал синий огонь: настоящие языки пламени. Мне казалось, я даже слышу треск поленьев внутри этого костра. Мои губы полуоткрылись, и перья на крыльях затрепетали, мурашки побежали по спине. Я тонула в этих глазах, и ничего не могла поделать с собой: огонь тянул меня к себе, в огне я чувствовала силу, мощный, сбивающий с ног, энергетический поток его магии.
– Сколько смелости, –
Я не могла ничего ответить, но вместе с тем понимала, что должна говорить.
– Завела себе подружку, леди Персефона? – со смехом продолжил говорить юноша.
Персефона стояла, смотря в пол, а я окостенела, неспособная пошевелиться. Я приоткрыла губы, пытаясь вытолкнуть хоть какой-то звук с них, но связки мне отказали. Первые всполохи страха начали зацветать черными цветами в моей груди, и я поняла, что подрагиваю. Это было еще не настоящей дрожью, но скоро я начну бояться по-настоящему, и меня затрясет, а из глаз польются слезы шока, боли и отчаяния. Эта боль будет не физической, и я не смогу ее успокоить.
Если эта боль будет, я никого не смогу защитить.
– Оставь нас, пожалуйста, – твердо сказала Персефона, и подняла лицо, исподлобья заглядывая ему в глаза. – Я сама выбираю себе друзей.
– И много у тебя друзей из детей Предателей? – его пальцы коснулись моего подбородка, приподнимая лицо. – Ты меня боишься? Не стоит, я не из тех, кто нападает на невинных жителей. Хоть прежде я и не встречал никого, у кого хватало смелости так на меня смотреть.
Его смех серебристым колокольчиком разрезал воздух, и я выдохнула. От него не чувствовалось агрессии, и я не должна была испытать этот стопорящий ужас, но что-то внутри меня взревело, приказывая бежать как можно скорее. И хотя он вел себя более чем миролюбиво, я сделала шаг назад. Если он такой хороший, почему у Персефоны такое лицо, будто бы она вот-вот расплачется? Если он такой хороший, каким пытается себя показать, почему моя интуиция в истерике бьется, пытаясь вырваться не то, что из Академии, – из Загранья куда подальше?
– Да ты задрал, – протянул капризный голос.
С нами поравнялся юноша, и сначала я не увидела ничего, кроме длинных черных волос, рассыпающихся по плечам, резко выделяющихся на фоне кипельно-белой рубашки. В глазах у меня словно задвоилось, но потом я моргнула, и поняла, что это не у меня проблемы со зрением, это два близнеца стоят передо мной. Длинноволосого звали Левиафан – имя вспыхнуло в голове яркими буквами.
Они были чудовищно похожи между собой – у них были одинаковые прямые носы, и пухлые губы, и одинаковое лицо. Их нельзя было назвать красивыми, потому что лица их напоминали череп, обтянутый кожей, с неимоверно впалыми скулами, такими резкими, что о них, казалось, можно порезаться. Различались они лишь прическами – у одного были волосы длинные, и я сделала шаг назад, когда поняла, что передо мной наследный принц, – а у его брата волосы намного, намного короче, и уложены почти все на бок, чтобы красиво каскадом падать на лицо. И огонь в глазах был разный, у Вельзевула синий, у Левиафана – алый. Но это были они: «принц в кедах» и второй наследник.
– Я не собираюсь тут торчать до второго Восстания, так что разворачивайся и пошли, – снова капризно затянул Левиафан, кладя руку на плечо Вельзевулу.
– Тогда позже, леди Персефона, – второй принц взял Персефону за руку, поднял на уровень ее груди и нежно поцеловал кончики пальцев. – Мой возлюбленный братец жаждет услышать вводную лекцию, а идти один, кажется, не в состоянии.
В ответ на это Левиафан закатил глаза, близнецы двинулись в сторону от нас. Вельзевул оглянулся через плечо и подмигнул. На лице его царила милая, вежливая и виноватая улыбка.