Признание этого мужчины
Шрифт:
— Элизабет. — Джесси наклоняется вперед, весь суровый, мышца на челюсти тикает. Я боюсь худшего. — Ты знаешь, что это не так.
Его голос звучит очень спокойно, но в его тоне я чувствую раздражение, и вряд ли могу его винить. Он оскорблен, и я тоже.
Мама слегка фыркает, но прежде чем успевает ответить, вмешивается папа.
— Так ты не знала об этом на свадьбе?
— Нет, — быстро отвечаю я, хватаясь за бокал обеими руками, чтобы мой естественный рефлекс не подвел меня. Да, мы оба чертовски хорошо знали, даже если я это отрицала.
— Понятно, —
— Я не могу в это поверить, — хнычет мама. — Беременная невеста наводит только на одну мысль.
— Тогда, черт возьми, никому не говори, — огрызаюсь я, чувствуя ужасную злость на маму и ее реакцию.
Я не могу ее винить, это шокирует, а она еще не знает всей истории, но предполагать, что на мне женились из-за этого? Я вне себя, так что не знаю, что должен чувствовать Джесси. Его дергающееся, напряженное тело должно быть подсказкой, и когда он берет мою левую руку и начинает крутить мое обручальное кольцо, я знаю, что маму вот-вот уничтожат.
Он подается вперед, и я закрываю глаза.
— Элизабет, я не восемнадцатилетний сопляк, которого заставляют поступить правильно после того, как он переспал с девушкой. — Он не совсем рычит на маму, но когда я открываю глаза, чтобы точно определить, с какой яростью мы имеем дело, сразу же замечаю, как он борется, чтобы не скривить губы. — Мне тридцать восемь. Ава — моя жена, и я не хочу, чтобы она волновалась или расстраивалась, так что можешь принять это и дать нам свое благословение, или продолжать в том же духе, и я сейчас же увезу свою девочку домой.
Он все крутит мое кольцо, и хотя только что твердо, и довольно резко, поставил мою мелодраматичную мать на место, я могла бы его расцеловать. А еще влепить пощечину. Он не хочет, чтобы я волновалась? В его устах это звучит чертовски забавно.
— Давайте все немного успокоимся, хорошо? — мягко и спокойно вмешивается папа, как всегда, беря на себя роль посредника.
Он не только избегает публичных проявлений привязанности, но и не очень-то стремится к конфронтации. Замечаю, как он бросает на маму предупреждающий взгляд, — нечто редкое от моего отца и достается его жене только тогда, когда он считает это абсолютно необходимым. Сейчас это определенно необходимо, потому что, если мама не обуздает себя, Джесси ее уничтожит, и на этот раз совсем не деликатно. До сих пор он был необычайно терпим, но, с другой стороны, мама тоже была довольно терпима к моему вызывающему мужчине.
— Ава. — Папа улыбается мне через стол, держа руку на руке жены, — тонкий намек на то, чтобы она заткнулась, черт возьми. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — быстро отвечаю я, чувствуя, как Джесси сжимает мою руку. Мне нужно найти замену слову «нормально». — Идеально. Не могу быть счастливее.
Я возвращаю папе улыбку.
— Ну, вот. Они женаты, финансово стабильны, — смеется он. Довольно забавно говорить, что Джесси финансово стабилен. — И они, черт побери, взрослые люди, Элизабет. Возьми себя в руки. Ты скоро станешь бабушкой.
Я чувствую себя довольно
— Я не буду бабушкой! — мама охает. — Мне сорок семь.
Она взбивает волосы.
— Хотя я могла бы быть бабулей, — задумчиво размышляет она.
— Можешь быть кем захочешь, Элизабет. — Джесси снова берет меню, явно борясь за то, чтобы оставить эту тему. Я могу сказать, что он умирает от желания уничтожать дальше.
— И тебе стоит следить за своим языком, Джесси Уорд! — Она протягивает руку через стол и щелкает по верхней части его меню, но он не извиняется. — Подождите! — восклицает она.
— Что? — спрашивает папа.
Мамины глаза перебегают с меня на Джесси, туда-сюда, снова и снова, прежде чем, наконец, останавливаются на Джесси, который, подняв брови, ожидает, что она пояснит нам, чего надо ждать.
— Ты сказал «дети» во множественном числе. Ты сказал «наши дети».
— Двойня. — Джесси лучезарно улыбается, все признаки раздражения и желания уничтожить исчезают за долю секунды. Он легонько поглаживает мой живот. — Двое малышей. Двое внуков.
— Ну, будь я проклят. — Папа смеется. — Вот это точно сюрприз. Поздравляю! — Его грудь немного раздувается от гордости, заставляя меня нежно улыбнуться.
— Двойня? — выпаливает мама. — Ох, Ава, милая! Ты будешь измотана. Что…
— Нет, не будет, — обрывает ее Джесси, прежде чем она успеет еще сильнее надавить на его кнопку «уничтожить». — У нее есть я. Точка.
Мама с пристальным взглядом отступает и замолкает, а я нежно вздыхаю. Да, он у меня есть.
— И у тебя есть мы, дорогая, — тихо говорит мама. — Прости. Я просто немного шокирована.
Она наклоняется и протягивает мне руку. Я ее принимаю.
— Мы всегда с тобой.
Я улыбаюсь, но тут же понимаю, что на самом деле их со мной не будет. Они живут за много миль от Лондона, и, поскольку о семье Джесси вообще речи быть не может, никто не позвонит бабушке и дедушке, чтобы те заскочили и сменили меня на час. Не будет возможности заглянуть к маме на чашечку чая и поболтать, чтобы она повидалась с внуками. Чувствую, как рука Джесси сжимается вокруг моей, отрывая от моих неожиданных, нежелательных мыслей. Я смотрю на него, а он глядит прямо мне в глаза.
— Я с тобой, — утверждает он, будто прочитав мои мысли. Возможно, так оно и есть.
Я киваю, пытаясь убедить себя, что он — все, что мне нужно, но с двумя детьми, о которых нужно заботиться, и с Джесси в «Поместье», я предвижу приближение одиночества — места, где общение со взрослыми ограничено, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, выходить гулять с двумя детьми будет сложно, и я буду полагаться на визиты друзей.
— Вы уже определились?
Подняв глаза, вижу официантку, вооруженную блокнотом и ручкой, готовую принять наш заказ. Она лучезарно улыбается, и ее сияющая улыбка направлена Джесси.