Признание маленького черного платья
Шрифт:
– Прогони их, – велел дворецкому Ларкен, перекатившись на другой бок и потянув за собой покрывало, хотя одним глазом все же успел увидеть часы на каминной полке. Пять утра? Боже, да ведь он упал в кровать всего лишь час назад.
– Боюсь, что я не смогу прогнать их, – ответил Ройстон. – Это его светлость герцог Сетчфилд и джентльмен, который заходит время от времени. Тот, который никогда не сообщает своего имени.
Ларкен застонал. Ему не нужно было знать имя, чтобы догадаться кто это. Пимм.
И он никогда не заявляется прямо к одному из своих… коллег… если только не…
Если только не случилась какая-то катастрофа.
– Господи! – пробормотал Ларкен, отбрасывая пропитанные потом простыни и стряхивая последние следы сна с утомленного тела. Только и остается, что встать – и постараться не обращать внимания на то, что пол под его ногами – пусть и всего на секунду – походил на грубые булыжники Парижа.
– Выглядишь просто ужасно, – произнес в знак приветствия герцог Сетчфилд, когда Ларкен вошел в комнату.
– Я спал, Темпл, – ответил тот, обращаясь к герцогу по прозвищу. – Помнишь, что значит спать? Разумные люди делают это по ночам.
– Не похоже, что ты спал, – настаивал герцог. – Кошмары?
– Не твое дело, – раздраженно ответил Ларкен, проходя мимо подноса с бренди. Его отослали домой с континента шесть месяцев назад, по заявлению вышестоящего начальника, потому что он стал слишком сильно рисковать. Опасный и непредсказуемый, как написал один офицер в зашифрованном послании к Пимму.
В том послании, которое Ларкен не только перехватил, но и с легкостью расшифровал.
Слишком сильно рисковал. Ларкену хотелось засмеяться. Пимм и его подручные сделали его таким. Беспокойным и подозрительным ко всему. А возвращение домой не улучшило его настроение – только подчеркнуло тот факт, что он больше не принадлежит к элегантному высшему обществу, положение в котором досталось ему по наследству.
Он бросил взгляд на стоящие рядом бутылки и понял, что должен был предложить гостям выпить, но опять же, сейчас пять часов утра и они подняли его с постели. Ларкен не ощущал себя гостеприимным хозяином.
Это не означало, что Ройстон также окажется выше подобных манер, потому что дворецкий вошел в комнату с подносом, на котором лежали холодная ветчина и хлеб. В кофейнике дымился кофе, наполняя гостиную тонким запахом.
Ларкен подождал, пока Ройстон опустит поднос на стол и выйдет, и спросил:
– Я не собираюсь быть грубым, но какой дьявол принес вас в мой дом в такой час? Я же отстранен от дел, не так ли?
Пимм прищурил глаза, быстро оглядев окружающую обстановку перед тем, как тихо и решительно заговорить:
– Дэшуэлл
Сбежал? Из Маршалси? Невозможно.
Игнорируя то, как двое гостей изучали его, Ларкен осмысливал эту информацию со смешанными чувствами, которые не осмеливался выказывать. Дэшуэлл на свободе? Он знал, что этого не следовало делать, но отчасти Ларкен испытывал восторг из-за того, что американский приватир3, который насмехался над английским флотом и наводил страх на английские торговые корабли, сбежал из заключения.
До того, как их страны вступили в войну, Дэшуэлл был одним из самых лучших агентов министерства иностранных дел. Капитан, достаточно дерзкий, чтобы пробираться через любую блокаду, подбирая английских агентов на берегах континента и увозя их обратно в безопасное место. Эти опасные приключения и ночи, проведенные за выпивкой и игрой в карты, превратили Ларкена и Дэшуэлла в закадычных друзей.
Но это было перед тем, как американцы объявили войну Англии. До того, как друзья в мгновение ока превратились во врагов.
А затем, прошлой зимой, сразу после того, как его отослали домой, Пимм заставил Ларкена помогать министерству иностранных дел в поимке Дэшуэлла – безрассудный ублюдок пробрался в Лондон, чтобы выследить самые лучшие корабли перед тем, как они выйдут из торговой гавани.
Вся эта ситуация не слишком нравилась Ларкену, но что он мог поделать? Пимм имел право разыскивать приватира и отдавать приказ о его аресте. Дэшуэлл слишком много знал о работе министерства иностранных дел. Знал слишком много агентов. Он представлял опасность для всех них.
И поэтому Ларкен согласился помочь поймать своего друга.
Во время войны он совершал и худшие поступки, уверял себя барон. Конечно, совершал, твердил он себе на протяжении прошедших месяцев. Худшие, чем предательство друга.
– Сбежал? Две ночи назад, говорите? – спросил Ларкен, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно, хотя сам испытывал что-то вроде возбуждения. Он должен был знать, что хитрый дьявол сумеет каким-то образом выскользнуть на свободу. – Так почему же вы пришли ко мне сейчас?
– Этот факт обнаружен нами случайно, – ответил ему Темпл. – Подслушан чуть раньше в «Уайтс». Кажется, в Адмиралтействе царит переполох, но они не хотят разглашать, что потеряли ценного английского узника. – Темпл не стал придерживаться условностей, а подошел к подносу, взял толстый ломоть хлеба, положил сверху кусок ветчины и откусил такой большой кусок, словно не ел несколько дней. – Всю ночь на ногах, просили отплатить услугой за услугу, – пояснил он, словно извиняясь.
Ларкен не видел в этом никакого смысла.