Признание
Шрифт:
— Погода сегодня не особенно приятная.
Она была права. Над Лондоном ползли тучи; они двигались на восток, в сторону Эссекса. Казалось, тучи следуют за ними по пятам. Яркий свет вдали, над Северным морем, померк. К тому времени, как они свернули с шоссе на проселочную дорогу, небо у них над головами приобрело серо-стальной оттенок. Пейзаж болотного края показался им обоим бесцветным и мрачным, не представляющим собой никакого интереса. Здешняя почва не подходила ни для посевов, ни для пастбищ. Ратлидж решил, что жители побережья в основном зарабатывают на жизнь рыболовством и вообще всем, что дарит
Франс спросила:
— Ты уверен, что любопытство влечет тебя именно сюда?
Ратлидж наконец увидел впереди нужный поворот.
— Ну, пусть будет не любопытство, — ответил он, — а внезапное и непреодолимое желание кое-что выяснить. В этой части Эссекса я ни разу раньше не бывал.
— Откуда же ты знаешь, где поворачивать?
— Я, к твоему сведению, заранее изучил карту.
Река на время скрылась из вида за широкой полосой спартины — болотной травы — и искривленных от ветра деревьев. И все же серая лента воды, похожая цветом на олово, мелькала вдали, не давая забыть о ее присутствии. Она быстро и тихо несла свои воды в море.
— Что-то мне здесь не очень нравится, — призналась Франс спустя какое-то время, пристально глядя на воду. — Что на тебя нашло? Почему тебя вдруг так потянуло сюда?
— Любопытство, — ответил Ратлидж. — Я ведь тебе говорил.
— М-да… должно быть, тебе ужасно не хватает в жизни развлечений. А мы не могли бы отправиться исследовать, например, Суррей? Или Оксфордшир? В Суррее немало милых ресторанчиков. Да и в Оксфорде тоже.
— По-моему, к вечеру ты заговоришь по-другому, — осторожно ответил Ратлидж. Правда, в глубине души он сомневался в справедливости своих слов.
Дорога начала сужаться; впереди показались ворота. Ратлидж подумал, что, вероятно, во время войны здесь было более оживленное движение, теперь же обочины поросли травой, утратив очертания.
Высокие каменные столбы тоже заросли; протянутая между ними ржавая цепь, видимо, призвана была отпугивать незваных гостей. На верхушках столбов красовались каменные ананасы — символ гостеприимства. Левый ананас обвил плющ; правый был частично обрушен и побелел от птичьего помета. Ратлиджу показалось, что верхушку ананаса отстрелили — во всяком случае, на это было похоже.
Остановив машину на крохотной площадке перед воротами, Ратлидж велел:
— Подожди меня здесь. Ты не против? Я схожу на разведку.
— Там, за деревьями, виднеется крыша дома. Значит, нам сюда?
— Да.
— Я пойду с тобой, — заявила Франс. — Как-то не хочется сидеть здесь одной. Мне кажется, будто кто-то следит за каждым нашим шагом. В таких зарослях можно спрятать целый батальон! Наверное, немецкие шпионы считали здешние места идеальными для высадки. Как по-твоему, далеко отсюда до моря?
— Несколько миль. Насчет высадки ты права. Именно поэтому побережье Эссекса бдительно патрулировали суда береговой охраны, — ответил Ратлидж. — Мне говорили, что во время войны где-то здесь находился аэродром. Значит, его охраняли вдвое бдительнее. Ты уверена, что хочешь исследовать эти джунгли?
Франс улыбнулась:
— Конечно нет!
Он помог сестре выйти из машины и поднял тяжелую цепь, пропуская ее. Они зашагали по дорожке, продираясь через густую траву и бурьян. Ратлидж шел впереди, расчищая сестре
— Ну, Иен, это уж слишком!
И все же брат и сестра упорно пробирались дальше.
Они прошли около четверти мили, когда наконец идти стало легче, хотя молодую поросль деревьев уже довольно давно не прореживали. В одном месте дорогу им преградило упавшее дерево. Ратлидж помог сестре перебраться через него, они остановились и посмотрели вперед. Перед ними высился дом — высокое кирпичное строение, увенчанное остроконечной крышей, с многочисленными трубами и стрельчатыми окнами. Он с трудом различил в траве поворот дорожки, которая вела к парадной двери.
Серым, бессолнечным днем окна казались тусклыми серыми проемами; они придавали дому заброшенный вид. Добравшись до высокого крыльца, они стали подниматься по ступенькам к двери, выкрашенной в черный цвет. Было ясно, что в доме уже довольно давно никто не живет.
Посмотрев на дату, выгравированную на каменном свитке над дверью, Франс прочла:
— Тысяча восемьсот девятый год. А дом-то довольно красивый, правда? Жаль, что его совсем забросили. Теперь он разрушается. Интересно, что случилось с людьми, которые здесь жили?
— Наверное, законный наследник погиб на войне.
— Как ни печально, но очень похоже, что ты прав.
По обе стороны от крыльца росли два разросшихся, давно не стриженных вечнозеленых куста. Ратлидж раздвинул косматые ветви того, что слева, и заглянул в ближайшее окно.
— Вся мебель закрыта чехлами от пыли, — сообщил он. — Холл просторный; по обе стороны двери, а напротив входа — парадная лестница. Мне не очень хорошо видно отсюда, но, по-моему, в холле красивый потолок.
Судя по состоянию дорожки и самого дома, сейчас Уайат Рассел здесь не живет. Скорее всего, дом не открывали с самой войны. Почему Рассел назвал местом своего проживания Эссекс? Скорее всего, он сейчас постоянно проживает в отеле «Мальборо», а не просто остановился там на несколько дней…
Вернувшись к сестре, Ратлидж предложил:
— Давай обойдем дом кругом! Возможно, с той стороны, что выходит на реку, есть скамейка, на которой хозяева сидели и любовались видами.
— От всяких надежд воздержусь, — с сомнением ответила Франс, — но все-таки пошли. Веди меня!
Они увидели широкую террасу, выходившую на реку Хокинг. Земля уступами спускалась к воде; на каждой площадке стояли большие вазы. Неизвестно, что росло в них раньше; сейчас они пустовали. Вниз до самой кромки воды уходила лужайка. Сверху действительно открывался довольно живописный вид. На другом берегу Хокинга тянулась широкая заболоченная полоса, которая несколько оживала и даже расцвечивалась, когда солнце на миг выглядывало из-за туч. За лужайкой брат и сестра увидели старый дощатый причал. Доски почти сгнили. На причале стояла цапля и, казалось, смотрела на свое отражение в зеркальной глади темной воды. Вдруг цапля опустила длинную шею и быстрым, неуловимым движением выхватила из воды рыбку, которая на миг сверкнула в ее клюве серебром. А потом солнце снова скрылось за облаками, и все вокруг сразу помрачнело.