Признания невесты
Шрифт:
Серена скрипнула зубами.
– Если бы вы любили… мою сестру, никогда не поступили бы с ней так жестоко.
Выражение сильной, острой боли исказило его лицо, и он закрыл глаза на несколько бесконечно долгих секунд, как показалось Серене. Когда Джонатан разомкнул веки, в потемневших глазах с легкостью можно было прочитать чувство то ли сожаления, то ли раскаяния.
– Я был молодым. Я был слабым. И считал, что иного выхода у меня нет.
Губы у нее скривились, и она фыркнула с откровенным недоверием и насмешкой. Снова реакция, не свойственная Мэг, и к тому
Джонатан наклонился вперед и оперся ладонями на стол.
– Мой отец грозил лишить меня наследства, а я был трусом. Я не имел представления о том, что мне делать без поддержки семьи. Я пытался бороться с ними, но они меня сокрушили. Отец поклялся, что отвезет меня в Суссекс и будет держать взаперти, пока она не уедет.
– Все это понятно, – ледяным тоном проговорила Серена. – Но вы отреклись от нее. Публично. Вы разрушили ее репутацию. Ее будущее.
Он покачал головой, и теперь его синие глаза изменили выражение – стали жесткими и холодными. Серена не могла бы определить почему: из-за гнева на нее, на самого себя или на своих родственников.
– Я был глуп и безрассуден. Не понимал, какого поведения мне следует держаться. Не знал, что делать.
Она молча смотрела на него, чувствуя, что ее начинает колотить дрожь от собственных переживаний.
Тут он заговорил так тихо, что Серена с трудом смогла его расслышать. Но все же услышала, а вернее – прочитала по губам: «…пока не стало уже слишком поздно».
– Да, слишком поздно, – жестко произнесла она в ответ. – Серена ушла навсегда.
И она осознала, что говорит теперь о себе так, как сказала бы Мэг. Серена действительно ушла навсегда. Ее личность исчезла, сменилась новой, тоже хорошо знакомой. Она до сих пор никогда об этом не задумывалась. Но теперь превратилась в Мэг на самом деле. Она никогда больше не станет Сереной Донован снова. Она умерла. Желудок обожгла острая боль, однако девушка не отвела взгляд от графа Стрэтфорда.
– Да, – сказал он. – Она не вернется. Я сделал бы что угодно, чтобы изменить это.
– Я тоже.
Он кивнул.
– Но, увы, уже слишком поздно, – заметила она.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
Он заявил, что любил ее, что никогда не забывал. Может ли она в это верить? Может ли? Казалось бы, что безопаснее продолжать ненавидеть его, обвинять за всю боль, которую он ей причинил. А если бы она его простила… что тогда?
Серена боялась поверить ему. В свое время она верила его объяснениям в любви – и вот что из этого вышло. Во всяком случае, он не слишком долго печалился о том, что потерял ее. Чуть ли не сразу после ее «смерти» уехал в Бат соблазнять кого-нибудь еще.
Так они и стояли, погруженные в безмолвную битву за… Серена не могла бы определить за что… до той минуты, пока не почувствовала на плече ласковое прикосновение чьей-то руки.
– Мэг?
Она вскинула голову и обернулась. Рядом стоял Уилл, выражение лица у него было скорее встревоженное.
– У вас
Он, сдвинув брови, взглянул на Джонатана.
Серена поспешила разрядить обстановку.
– Да-да, все в порядке. Мы вот только что остановились…
Она запнулась. Не могла с ходу придумать причину, которая послужила поводом для остановки.
– …чтобы купить несколько апельсинов, – завершил ее фразу Джонатан.
Бросив на него взгляд, Серена увидела, что он мило улыбается и поза у него непринужденная. Как он это сделал? Только полное отсутствие забот, решила она про себя, могло позволить ему делать вид, будто ничего особенного не происходит.
– Тут где-то есть парень, который торгует вразнос, – продолжал Джонатан. – Ты не хочешь купить апельсинчик, Лэнгли?
Уилл стоял рядом с ней. Уилл тот самый мужчина, за которого она должна выйти замуж. Он не заслуживает такой вот мелкой лжи, и она не желает причинить ему боль.
– Ой, апельсин! – воскликнула Феба, подбежав к Уиллу и пританцовывая от восторга. – О да, прошу вас!
Едва Джонатан сделал несколько шагов, она продолжила:
– Мэг, ты непременно должна станцевать следующий танец! Это так весело!
– Ну хорошо… – только и успела выговорить Серена, но тут Феба перебила ее, выкрикнув во весь голос:
– Мистер Харпер!
Серена повернула голову и увидела, что к ним приближается молодой джентльмен, высокий и смуглый, причем взгляд его прикован к Фебе, которая, скрестив руки на груди, смотрит на него сияющими глазами.
– О, я-то считала, что все радости этого вечера уже исчерпаны, и тут явились вы!
Серена с силой втянула воздух. Феба всегда была очень общительной и, случалось, позволяла себе использовать в разговоре обороты речи, не принятые в приличном обществе, но откровенный флирт… Этого за ней раньше не водилось.
Джентльмен поклонился, взял руку Фебы в свою и запечатлел поцелуй на перчатке.
– Мисс Феба, это я чувствую радость в полной мере.
Уилл, выпрямившись во весь рост, замер возле Серены, и волна эмоций нахлынула на нее целым потоком. Как же он благороден, если чувствует себя обязанным защищать честь ее сестры.
– Добрый вечер, Харпер.
Голос Уилла был ровный, как всегда, однако в нем прозвучала, и довольно отчетливо, предостерегающая нота, которой Серена раньше ни разу не слышала.
Мистер Харпер вздернул голову. Он уставился на них с тупым недоумением, словно только что заметил их присутствие, после чего расплылся в сияющей улыбке.
– А, Лэнгли, добрый вечер вам. И вам, мисс Донован.
Серена вежливо кивнула молодому человеку. Она вспомнила, что на приеме у себя дома Уилл представил его ей в числе многих других. Себастьян Харпер, брат одного из лейтенантов, подчиненных Уиллу, родом из семьи далеко не столь древней и почитаемой в обществе, как семья ее матери, и не слишком состоятельной. Себастьян Харпер, разумеется, был джентльменом, но из тех, кого не одна, а даже несколько ступенек отделяет от той, на которой имеют честь находиться члены так называемого высшего света, каста избранных.